Екатерина Коути - Джейн Остен и ее современницы

Отец Харриэт Джеймс Дюбоше, сменивший в свое время фамилию на более патриотичную Уилсон, работал часовщиком. Был он человеком вспыльчивым, и, наблюдая за бесконечными родительскими дрязгами, девочка с юных лет разочаровалась в самой идее брака. Так, в десять лет она дала себе клятву «никогда не связывать себя иными узами, кроме своей совести».

Сестры Харриэт почти в той же мере разделяли ее отвращение к отчему дому.

Сначала дверью хлопнула Эми. Старшая сестра, тогда еще подросток, стала любовницей пожилого джентльмена, который оказался не только распутником, но, что хуже, одновременно педантом. Поразмыслив, он устроил свою «Лолиту» доучиваться в пансион. Корпение за книгами не входило в планы Эми, и она сбежала из школы с лихим генералом. Уже позже Харриэт расспрашивала Эми, откуда у нее появлялись стофунтовые банкноты, которыми она хвасталась перед сестрами. Ведь генерал не вылезал из долгов! Но хитрая девочка уже тогда присматривалась к другим покровителям, например к другу генерала мистеру Дэвису.

«…Он меня поглаживал.

– Как, только поглаживал?! – в один голос вскричали мы, терзаясь любопытством.

– Вот так, – показала Эми, проводя своей рукой по моей.

– И только-то? (…)

– Да, уверяю вас. “Э-эми! Э-эми!”, приговаривал он, сдвигая кустистые брови и все поглаживая меня. “Э-эми, приятно ль тебе?” “Нет, нисколечко”, одергивала его я, но как-то раз мне понадобилась сотня фунтов, чтобы снять ложу в театре, а он тут как тут. И снова завел свою песню: “Э-эми, Э-эми, приятно ль тебе?” Я и сделала лицо, ну, вот эдакое. (…) И отвечаю “О да-а-а, ой как прия-ятно!” Сего признания хватило, чтобы заполучить сто фунтов».

Эми Уилсон

Против такого заработка кто устоит? Вслед за Эми во все тяжкие пустилась Фанни, самая очаровательная из четырех сестер. Вскоре к ней присоединилась Харриэт. Младшая София последовала примеру сестер в тринадцать лет, когда ее соблазнил и взял в содержанки лорд Дирхерст. Помахав на прощание добродетели, сестры Дюбоше с головой погрузились в упоительный мир ночного Лондона.

По оценкам Патрика Колкухуна, судьи и создателя лондонской речной полиции, в 1790-х годах в столице насчитывалось 50 тыс. гулящих женщин – чуть ли не 10 % женского населения. Велика вероятность, что Колкухун завысил эту цифру. Рьяный борец с безнравственностью, он полагался на непроверенные данные, лишь бы напугать англичан среднего класса глубиной и размахом творимого в стране разврата. Тем не менее, проституция в Лондоне процветала, и знали о ней решительно все, включая пасторских дочек из провинции.

Уильям Хогарт, «Карьера проститутки: сцена в Брайдуэлле»

Собираясь в столицу в 1797 году, Джейн Остен писала Кассандре: «Наверняка я паду жертвой коварства какой-нибудь толстухи, которая опоит меня пивом». Остен шутила, но прозрачный намек был бы понят любым из современников однозначно: перед глазами возникала первая гравюра из серии «Карьера проститутки» Хогарта, где простушку Молл Хэкэбаут берет в оборот прожженная сводня матушка Нидхэм. Начав свою карьеру содержанкой, Молл недолго продержится в зените. Ей предстоит испытать всю глубину падения, включая заключение в тюрьме и прочие ужасы, пока ее жизненный путь не закончится устрашающей, но вполне закономерной смертью от сифилиса.

Созданный еще в 1730-х, шедевр Хогарта не утратил своей актуальности и в начале XIX века, когда Харриэт Уилсон сделала первые робкие шаги по стезе порока. Иерархия проституток, в которой Харриэт предстояло занять свое место, была наследием прошлых столетий. Как и десятилетия назад, внизу служебной лестницы теснились уличные девицы. Вместо комнатенки, пусть и самой грязной, они делились радостями любви прямо на улице – в пропахших мочой закоулках, в подъездах, на набережных. Стоили их услуги дешево, но клиент почти всегда получал бесплатное приложение – сифилис.

Утехи с девахами самого низшего пошиба любил описывать Джеймс Босуэлл, шотландский писатель, мемуарист и биограф доктора Джонсона. В его дневнике от 25 ноября 1762 года мы находим следующую запись: «На Стрэнде я подобрал девицу и увел ее во дворик, желая насладиться ею в броне. Но брони у нее не нашлось. Тогда я поласкал ее, она же дивилась моим размерам и сказала, что, если б я лишил кого невинности, девица бы криком кричала. Я дал ей шиллинг, и мне хватило самообладания, чтобы к ней не прикоснуться. После я содрогался при мысли об опасности, коей мне удалось избежать, и решил, не падая духом, дождаться, когда мне повезет с девицей почище, или же меня полюбит дама из благородных».