Лев Троцкий - Дневники и письма

17 марта 1928 г.

Алма-Ата Л. Троцкий

ПИСЬМО34 ПРЕОБРАЖЕНСКОМУ36, МУРАЛОВУ, РАКОВСКОМУ

Сейчас весна начинается как будто по-настоящему -- это, впрочем, в третий или четвертый раз. Первая "весна" началась чуть ли не полтора месяца тому назад, король здешних садоводов Моисеев, засучив рукава, провозгласил было официальное открытие весны, но выпал снег, ударили морозы и радикально отменили весну. Недели две спустя она снова сделала было довольно яркую попытку проявиться -- во время этой второй попытки мы с Левой ездили на охоту. (Об этом я вам уже писал.)

По возвращении мы провели в Алма-Ате около недели и отправились на охоту вторично с твердым намерением использовать весенний сезон до конца. На этот раз мы взяли с собой палатки, кошмы, шубы и пр., чтобы не ночевать в юртах, откуда мы прошлый раз вывезли большое количество совсем не предусмотренной нашими охотничьими планами "дичи" .. Но снова выпал снег, и снова ударили морозы. Мы провели на охоте в этих условиях девять суток. Эти дни могут быть названы днями великих испытаний. Ночами мороз доходил до 8--10°. Тем не менее, мы 9 дней и 9 ночей не входили в избу. Благодаря теплому белью и обилию теплой верхней одежды мы почти не страдали от холода. У меня была с собой даже походная кровать, а остальные спали на кошме, покрывающей слой камыша. Сапоги за ночь замерзали и их приходилось оттаивать над костром, иначе они не входили на ноги. Первые дни охота развертывалась на болоте. У меня на кочке был устроен скрадок (шалашик), в котором я проводил 12--14 часов в сутки. Лева стоял прямо в камышах под деревьями. В первые два дня утка еще летала, а дальше показывалась лишь на больших дистанциях: по утрам и по вечерам огромное количество уток разных пород проносилось над нами в противоположных направлениях -- на недосягаемой в большинстве случаев высоте. Крайне недружная весна со снежными перебоями сбила с толку и птицу, и охотников. На четвертый или пятый день мы стали подумывать о том, не возвращаться ли нам восвояси. Но один из спутников предложил достать лодку и попытать счастья на большом озере Акмалы, где обыкновенно сосредотачивается вся перелетная утиная, гусиная и лебедин-ная братва. Сказано -- сделано, из соседнего Илийска (охота и на этот раз происходила в районе Илийска, на разливах реки Или) доставили лодку, и мы табором перекочевали с болота на озеро, верст, примерно, за десять. Эта кочевка связана была с приключениями. Палатки, кошмы, и пр. нагрузили на верблюда, и я, признаться, впервые наблюдал вблизи работу вьючения. Мы поехали в кибитке. Но пришлось переезжать через быструю степную речку с изменчивым руслом и дном -- Карасук. Решили переезжать через воду верхом. Лошадь уже благополучно пересекла быстрину и приближалась к берегу, но попала задней ногой в яму и после неуверенной попытки легла в воду. На этой лошади я и сидел. К счастью, приключение совершилось на неглубоком уже месте, но вода была очень холодная. Опять-таки к счастью, в течение двух-трех часов в этот день грело яркое и очень теплое солнце, так что, выскочив на берег, я мог без большого риска переодеться и обсушиться. Над озером носились тучи уток, временами пролетали гуси и лебеди. Картина была заманчива очень, но тут начались испытания другого порядка. Весенняя воща стояла еще очень высоко, так что все островки и кочки на озере оказались под водой на пол-аршина и более. Все озера окаймлено и во многих местах перехвачено высоким и крепким

камышом (в два-три раза выше человеческого роста). В первый день мы пытались охотиться, стоя в воде или качаясь в лодке, -- и то, и другое было очень тяжело. Решили устроить в камышах помосты: четыре тяжелых кола вбивали под водой в землю на пол-аршина, а концы их перекрывали над водой дверьми, взятыми напрокат у киргизов. В первый момент это сооружение казалось верхом комфорта, тем более, что у меня для сидения был еще мешок, набитый камышом. Но скоро я убедился, что жить на таком помосте и стрелять с него -- вещь совсем не простая. Когда твердо стоишь на земле, то отдачи при стрельбе совсем не замечаешь, а на этаком вот помосте каждый выстрел угрожает спихнуть тебя в воду. Эта перспектива совсем не заманчива, не столько потому, что вода холодная, сколько потому, что падать пришлось бы головой вниз, в воду, переплетенную камышом, с высоты около двух аршин. Весьма сомнительно, что при таких условиях удалось бы снова подняться. В довершение всего дичь совершенно перестала летать: морозы загоняют ее в камыши, где она и отсиживается от холода. Таким образом, охота как охота была совершенно не удачна. Мы привезли свыше сорока уток и пару гусей (гуси были убиты не нами, а спутниками). В конце концов мы решили сняться за два дня до официального срока окончания весенней охоты (1 апреля) и вернуться "домой". Другие охотничьи экспедиции закончились здесь этой весной еще менее удачно, чем наша. Тем не менее, поездка доставила мне огромное удовольствие, суть которого состоит во временном обращении в варварство: девять дней провести на открытом воздухе, и заодно девять ночей, есть под открытым небом баранину, тут же изготовленную в ведре, не умываться, не раздеваться и потому не одеваться, падать с лошади в реку (единственный раз, когда пришлось раздеться), проводить почти круглые сутки на маленьком помосте посреди воды и камышей (киргизская дверь размером в небольшое окно)--все это приходится переживать не часто. Вернулся я домой без намека на простуду. А вот дома простудился, да так, что больше недели нахожусь в полулежачем состоянии: грипп и гриппозный бронхит. Этим объясняется, в частности, почему я только сегодня собрался с этим отчетом о своей охотничьей поездке. Дело идет, по-видимому, на поправку, хотя еще не выхожу. А весна тем временем устанавливается -- не то в третий, не то в четвертый раз.