Д Туган-Барановский: Лошадь, которую я пытался обуздать

"Желательно, чтобы историк эпохи... не доверял бюллетеням, депешам, нотам, воззваниям, изданным Наполеоном или прошедшим через его руки, и основывался бы на источниках более достоверных. Что касается меня, то я считаю пословицу: "Лжет как бюллетень" столь же справедливой, как и то, что дважды два - четыре. Бюллетени всегда возвещали то, что Бонапарт желал выдать за правду... Официальные известия почти всегда были изменяемы: ложь находилась как в объявлениях о победах, так и в изложении неудач и потерь. История, написанная единственно на основе бюллетеней, переписки и официальных актов того времени, действительно была бы не чем иным, как романом" [135].

Приведем еще одно замечание Бурьенна, заключающее в себе очень верное психологическое наблюдение: "Другая вещь, которой я никак не мог постигнуть, состояла в том, что Бонапарт, при его неоспоримом превосходстве, всегда старался унижать цену воинской славы других: он часто говорил о явных ошибках, но с тем, чтобы приписывать их своим генералам, своим министрам и покрывать тем самым свои собственные промахи" [136].

Сильно укрепляла позиции государства католическая религия. По конкордату епископы должны были приносить присягу в верности первому консулу. И теперь под сводами соборов раздавалась необычная молитва: "Боже, оберегай Республику. Боже, оберегай консулов" [137]. Позже появился императорский катехизис, который Наполеона объявлял представителем Бога на земле и пропагандировал покорность императору. Там, в частности, был такой вопрос: "Что нужно думать о тех, кто забывает свои обязанности перед императором?". Ответ гласил: "Согласно святому апостолу Павлу, они противятся порядку, установленному Богом" [138].

Обратим внимание на еще один аспект наполеоновского культа. Его провозглашение императором было сопровождено оригинальным пропагандистским объяснением: Республика сохраняется, император-республиканец с короной на голове избран народом за исключительные гражданские и военные заслуги. Поэтому, как это ни парадоксально, император приносил клятву верности Республике [139], а на всех декретах вплоть до 28 мая 1807 г. он подписывался как "император в силу конституции и милости Божией". И только начиная с 1 января 1809 г. слова "Французская республика", которые чеканились на одной стороне монет, были заменены словами "Французская империя" [140]. Так еще довольно долго понятие "Республика" сохраняло свое формальное значение.

Эта казуистика носила отнюдь не случайный характер. То был еще один стереотип политического мышления, навязанный французам. По свидетельству г-жи де Ремюза, Наполеон обосновывал его так:

"Теперь Революция закончена, и притом тихо, и я горжусь этим. И знаете ли вы, почему? Она не переместила ничьих интересов, но пробудила многие. Всегда нужно держать ваше тщеславие в напряжении... Что создало Революцию? - Тщеславие. Что завершит ее? - Опять тщеславие. Свобода только предлог. Равенство-вот ваша страсть, и вот народ доволен иметь королем человека, взятого из рядов солдат" [141].

Оставляла ли эта пропаганда следы? Безусловно, несмотря на всю ее наивность. В бюллетенях полиции Фуше рассказывается о таком любопытном факте: один крестьянин, бывший революционер, встретил роялиста; дело происходило после провозглашения империи; между ними состоялся такой диалог:

"- Ну что, - сказал роялист бывшему революционеру, - после 15 лет Революции вы кончили тем, что получили императора.

- Да, - ответил бывший революционер, - зато он из наших, а вы не имеете ни смелости, ни способностей, чтобы возвести на трон кого-либо из ваших" [142].

Как видим, в данном случае бывший революционер почти дословно повторил слова Наполеона, сказанные в присутствии г-жи де Ремюза. Причем подобные высказывания были, вероятно, отнюдь не редкостью.

Массированное и хорошо организованное Наполеоном наступление на общественное сознание имело свои последствия. Под влияние его пропаганды попала прежде всего молодежь, но ей оказались подвержены также и люди разных возрастов и разных социальных слоев. А. де Мюссе, родившийся в 1810 г. и еще успевший хотя бы по рассказам других людей почувствовать эту атмосферу, отмечал: "Один только человек жил тогда в Европе полной жизнью. Остальные стремились наполнить свои легкие тем воздухом, которым дышал он" [143]. Другому французскому писателю А. де Виньи в 1814 г. было 17 лет. По его словам, он принадлежал "к поколению, рожденному вместе с веком", "воспитанному императором на его победных бюллетенях" [144]. Он оставил очень выразительную характеристику идейной обстановки того времени: