Андрей Васильченко - Стоунхендж Третьего рейха

Сейчас с определенной долей вероятности можно установить события, которые повлияли на политическое мировоззрение Рейнерта. Вне всякого сомнения, это было крушение кайзеровской Германии и Австро-Венгерской империи. Сам Рейнерт был саксонцем румынского происхождения, а потому острее многих других немцев ощущал свою национальность. К слову сказать, многие из активистов Национал-социалистической партии были немецкими эмигрантами, которых исторические потрясения занесли обратно в Германию. Это относится и к Альфреду Розенбергу, прибалтийскому немцу, который впоследствии стал покровителем Рейнерта. Сам же исследователь, живший в бедности, непременно хотел сделать стремительную карьеру.

Несмотря на то что уже в конце 20-х годов Рейнерт высоко оценивался ведущими специалистами в своей отрасли (Бресу, Кюн, Мерхарт и, конечно же, Коссина), он так и не смог занять место профессора ни в университете Гамбурга (1929 год), ни в Институте древней истории в Тюбингене (1931 год). Именно эти безуспешные попытки найти хорошо оплачиваемое место работы привели одного из лучших немецких специалистов в НСДАП. Впрочем, в большинстве своих писем и политических статей Ганс Рейнерт являлся именно таким, как его изображали современники — оторванным от реальности хорошим человеком, напрочь лишенным политического чутья. Хотя бы в силу этого на жизненном пути его неоднократно ожидали разочарования. Парадоксально, но факт — долгое время работу в высшей школе не мог найти человек, который, по свидетельствам своих учеников, являлся едва ли не лучшим преподавателем Германии. Один из них вспоминал: «Рейнерт был лучшим университетским преподавателем из всех, что встречались мне. Его лекции и задания преследовали одну ясную цель — побудить нас увлечься проблемой. Наряду с его гениальным преподавательским талантом, он располагал солидным багажом знаний, касавшихся прежде всего техники археологических раскопок. В этом деле он был новатором. Если у Рейнерта была возможность, то он давал в свободное от лекций время студентам поработать прямо в раскопе. Личное общение с ним не ограничивалось раскопками и университетскими лекциями, он тратил на это даже собственное время. Он мог дать, например, попользоваться своей байдаркой».

Если Рейнерт как ученый и человек ни у кого из знавших его людей не вызывал сомнений, то как национал-социалист порождал множество вопросов. Нередко поведение Рейнерта отнюдь не отвечало нормам, которые предъявлялись к членам НСДАП. Он не стеснялся общаться с критиками режима и даже теми, кого национал-социалисты подвергали преследованию. Так, например, во время раскопок в Липпе Рейнерт охотно поддерживал знакомство с социал-демократом Фридрихом Копаем. Кроме этого, на протяжении многих лет Рейнерт не разрывал отношения со своими знакомыми евреями, с которыми постоянно состоял в переписке. Во время войны он помог в Берлине нескольким укрывавшимся противникам режима и евреям. Впрочем, сами ученые и исследователи поддерживали его отнюдь не всегда. Например, после того как Рейнерту удалось влить большинство историков Северной и Восточной Германии в «Имперскую секцию праистории» в «Союзе борьбы за немецкую культуру», он потерял поддержку со стороны своих коллег. Более того, со временем некоторая часть из них вышла из состава «Союза борьбы» и перешла в «Наследие предков». В начале 1945 года Рейнерта ожидал очередной удар — его исключили из НСДАП. Впрочем, несколько месяцев спустя это обстоятельство сыграло ему на руку. После войны Рейнерт был назначен директором исторического музея, занимавшегося проблемами свайных построек.

Собственно говоря, в середине 1920-х годов конфликт между «профессионалами» и «дилетантами» разворачивался не только касаемо Экстернштайна. Под прицелом академических кругов оказался Герман Вирт с переводом и трактовками «Хроники Ура-Линда», а также Герман Вилле, изложивший свой взгляд на немецкие мегалиты в работе «Германские храмы между Везером и Эмсом». Однако в рамках данной книги нас интересует прежде всего конфликт, развернувшийся вокруг Экстернштайна. Его начало уходит в 1926 год, то есть ко времени, когда «Немецкий союз» и «Объединение друзей германской праистории» взяли на вооружение идеи Вильгельма Тойдта. Именно в этот момент стало очевидно, что в окрестностях Экстернштайна было необходимо провести археологические раскопки. Противники Тойдта позже заявляли, что распространению его «дилетантских воззрений» способствовала болезнь тогдашнего директора липпского музея и главного смотрителя наземных памятников Отто Веерта, который на протяжении многих лет вместе с известным немецким археологом Карлом Шухгардтом занимался изучением Вестфалии. Дескать, после болезни Веерта в этих краях не нашлось ни одного археолога, который был бы в состоянии поставить крест на «бредовых идеях» Вильгельма Тойдта. Вряд ли можно сомневаться, что проблемы охраны исторических памятников в Вестфалии в то время переживали лучшие времена. Однако просачивание идей Тойдта в сферу исследований древнегерманской истории едва ли можно считать результатом болезни одного человека. Теория Тойдта очень быстро перестала быть региональным явлением. А благодаря прессе спор об Экстернштайне приобрел едва ли не общенациональный характер. Справедливости ради оговоримся, что средства массовой информации отнюдь не гнались за дешевыми сенсациями, а потому предоставляли слово обоим сторонам.