Франсуа Блюш - Людовик XIV

Не надо никогда делать уступки, находясь в слабом положении. Бруссель это понимает и удваивает свои дерзкие требования. Анна Австрийская ждет реванша. Этот реванш дорого ей обойдется.

Даже не вдаваясь в подробности о Фронде, невозможно рассказать, насколько глубоко логика ее сокрыта за разрозненными событиями, интригами, заговорами, разрывами альянсов и неожиданными развязками. Ее историю еще надлежит написать, и нет уверенности, что будут поняты причины ее возникновения после проведения тщательного анализа тысяч памфлетов, опубликованных против Мазарини. Юный король болезненно переживал события Фронды изо дня в день, будучи в том возрасте, когда читают сказку «Ослиная шкура», а не «Государь» Макиавелли или «Анналы» Тацита.

Первые «волнения», называемые «старой Фрондой», — уже чистейшее безумие: ни победа при Лансе (20 августа 1648 года), ни славный договор в Мюнстере (24 октября) не помешают оппозиции — скорее наоборот, они подтолкнут магистратуру верховных судов, знать двора и де Гонди, коадъютора Парижа, восстать против королевы под предлогом защиты интересов короля и королевства от Мазарини. Парламент, ревностный хранитель основных законов, сам же их нарушает. Ибо верховная власть во Франции более неделима, и королева Анна Австрийская ее осуществляет от имени своего несовершеннолетнего сына. Нападать на власть регентши означало посягнуть на права короля.

Этот ребенок — король Франции — хочет быть монархом с абсолютной властью. Он знает, что Вестфальский мир, который унижает императора и ограничивает в правах Священную Римскую империю, — большое достижение. Он понимает и то, что бунт его народа, если иметь в виду выдвинутый предлог, — всего лишь ребячество. Название «Фронда» очень удачное, оно пародирует детскую игру. У Людовика XIV нет никаких оснований дистанцироваться от своей матери или своего крестного отца (даже если его каждодневная жизнь неспокойна, даже если он меняет все время место своего пребывания, даже если он спит на грязных и дырявых простынях). Фрондеры это чувствуют и злятся из-за этого, их политика направлена на то, чтобы представить в ином свете свой мятеж, убедить всех в том, что они хотят якобы вырвать короля из его окружения, считающегося вредным. Если бы юный король не был верен королеве-матери, все бы рухнуло: и этот мятеж, который так и не смог разрастись до революции, предстал бы как невероятное зрелище антикоролевского восстания, поддержанного самим королем.

Не надо упускать из виду эти факты, эти парадоксы, принципы бывшего общественного права, чтобы прочувствовать, как и Людовик XIV, хаотические события, вызванные опасными и абсурдными внутренними войнами. По правде говоря, мы их наблюдаем со стороны, а не из окруженного королевского дворца Пале-Рояль. Мы на них смотрим с расстояния в триста лет, а не во время мятежа кричащих и озлобленных людей. Мы на эти войны смотрим как зрители, а не как действующие лица или жертвы.

Двадцать шестого августа 1648 года, когда коадъютор служит молебен в Нотр-Дам в честь победы при Лансе, королева-мать приказывает арестовать президента Потье де Бланмениля и советника Брусселя, самых упорных противников в парламенте. После этого в Париже появилось 1260 баррикад. В ночь с 26 на 27 августа Гонди и герцог де Лонгвиль разработали план заговора против Мазарини. Когда Бруссель был освобожден, баррикады исчезли. Двор же покинул столицу 13 сентября якобы для того, чтобы не подвергать опасности здоровье короля. Анна Австрийская здесь почти ничего не выигрывает, Мазарини — еще меньше, 22 октября регентша, позволившая Гастону Орлеанскому и Конде вступить в дискуссию с представителями парламента, подписывает — против своей воли, но подписывает — декларацию в СенЖермене: приняты все требования парламента, прежние требования палаты Людовика Святого и новые, поскольку королева обязуется отменить практику указов о заточении без суда и следствия. По странному совпадению парламент подтверждает эту капитуляцию двора в день заключения Вестфальского мира. Понятны мысли Мазарини, оброненные 30-го: «Признайтесь, что надо иметь большую любовь и необычайное рвение, чтобы с удвоенным вниманием, как это делаю я, заботиться об обществе, которое так плохо ко мне относится, да еще в тот момент, когда, мне кажется, можно без тщеславия сказать, что оно пожинает некоторые плоды моих трудов» {70}.

После декларации 22 октября двор возвращается в Париж. Королева хочет взять реванш над парламентом и коадъютором, но должна уберечь Месье (брата покойного короля) и Конде. Воспользовавшись праздником Богоявления, она увозит своего сына в ночь с 5 на 6 января 1649 года. Мазарини, который был автором этой неожиданной развязки, напишет: «Мы должны возносить хвалу Господу за решение, которое Его Величество принял: покинуть Париж, так как последующие события ясно показали, что нас вскоре окружили бы и что заговор был направлен на то, чтобы захватить короля, после этого нечего было и надеяться, что в течение всего периода несовершеннолетия короля можно будет оспаривать авторитет парламента или делать что-либо вопреки его желаниям».