Евгений Осетров - Живая древняя Русь. Книга для учащихся

Часть книг из Острога была послана в Москву, и, видимо, понравились они Ивану Грозному. Царь охотно дарил Острожскую библию знатным иностранцам. В течение последних нескольких лет Острожская библия попала в многочисленные славянские города-монастыри, а также в Рим, Париж и Гамбург.

Владельцы берегли ее как зеницу ока. Поэтому большое число книг дошло и до наших дней. И ныне великая книга своим внушительным видом славит дело друкаря — типографа.

Словенский язык и русский едино есть.

Вместе с читателем мы совершили путешествие по векам и пространствам отечественной культуры и письменности. Это путешествие не было бы возможно без известных условий, обстоятельств, средств. Какое же из них самое первое? Конечно же, слово, речь, те тридцать три заучиваемые каждым первоклассником буквы славянской азбуки, которые стоят в начале почти каждого человеческого общения, в том числе и книжного. Из тридцати с лишним крошечных семян родной речи произрастают неизмеримые леса и рощи, поля и луга русской письменности. Этим семенам обязано своим существованием наше Родословное Древо.

Великое чудо: тридцать три маленьких начертания — и громада многовековой культуры.

Не с подобным ли чудом знакомит нас древняя притча о горчичном зерне, из которого, несмотря на его малость, вырастает целое древо, так что и птицы небесные поселяются в его ветвях?..

Сколько существует рассказов о найденных кладах, чей блеск ослеплял, как золото в пещере Аладдина! В детстве я сам искал сокровища, спрятанные под Костромой во время Смуты на берегу озера Святого, под старым дубом. Бывают находки, которые заставляют мир волноваться. Всегда любопытно узнать, что найден клад золотых да серебряных монет, что лопата ударилась о драгоценные браслеты.

Глиняный горшок — что в нем? Надо ли радоваться, что извлекли его из земли? Почему же горят взоры и люди осторожно прикасаются к глиняной поверхности, словно это невесть какая драгоценность?

Расскажу по порядку. Есть под старым Смоленском, стоящим у Днепра на давнем водном пути «из варяг в греки», вереница курганов, насыпанных в X–XI столетиях. Долго считали, что в Гнездове хоронили воинов варяги — воинственные пришельцы из Скандинавии. Когда же заступ ученого разбросал исторический слой, то стало очевидно — жили и погребали в Гнездове кривичи — многочисленное славянское племя. Кольца, шлемы, серебряные оковки питьевых рогов, посуда — все сделано умелыми руками кривичей…

Среди мечей, стрел и топоров попадались и варяжские, но полновластными хозяевами бывали тут и восточные славяне.

В послевоенную пору извлекли из земли корчагу — глиняный сосуд с двумя ручками, неплохо сохранившийся, хотя и надтреснутый в нескольких местах. Возраст корчаги был почтенный — без малого тысяча лет. Находились в курганах вещи старее. Но кувшин оказался небезгласным — было из-за чего разволноваться ученым! Их зоркий глаз вмиг прочел четкую надпись, гласящую: «Гороухша» или (было и такое прочтение) «Горушна». Старое славянское слово, означающее горчичное семя или зерна, горькую пряность. По начертанию букв и по возрасту горшка видно, что перед нами древнейшая славянская надпись. Старше ее еще найти не удавалось…

Гнездовская корчага для всех нас дороже золотой. Она была сделана в начале X века. Знаменитая славянская надпись в Добрудже относится к 40-м годам, а надпись болгарского царя Самуила — конец X столетия.

Откуда научился горшечник буквам — письму?

«Письмо» и «книга» звучат одинаково и теперь на любом славянском языке. Общими же бывают наиболее старые слова. Сотни лет письмо и книга сопутствуют человеку, как хлеб и вода.

Рождение славянской азбуки неотделимо от имен Константина (Кирилла) и Мефодия, братьев из Солуни, как славяне называли греческий город Фессалоники, входивший в состав Византийской империи. В Фессалониках в X веке, да и позднее преобладало славянское население. Солунский говор — веточка древнеболгарского языка. «Ведь вы оба — солуняне, — говорил византийский император, обращаясь к братьям, — а солуняне все хорошо говорят по-славянски». Есть споры о национальности братьев, но Древняя Русь, как и Болгария, всегда их считала болгарами. Кирилл — имя позднее, принятое перед смертью — был такой обычай. Родная Солунь, а затем и Царьград знали его как Константина. Семья была знатного происхождения, отец Кирилла и Мефодия — Лев, «друнгарий под стратигом», помощник военачальника Солуни, второго по величине города Византии.