Игорь Можейко - 1185 год. Восток – Запад. Истоки. Мир ислама. Между двух миров

В 1167 году Алаунситу серьезно заболел. Он был очень плох, и никто не верил, что он выживет. По приказу Нарату короля вынесли из дворца и положили в небольшом храме Швегу. В храме было прохладно и тихо, о короле забыли.

Алаунситу открыл глаза.

Над ним смыкался темный свод. Шепот слуг и врачей казался ему дыханием звезд.

– Где я? – спросил король тихо.

Никто не ответил. Шепот стих.

– Это не мой дворец, – произнес король громче.

Старый слуга склонился к уху своего повелителя.

– Это не дворец, – сказал он. – Но это святое место. Это храм Швегу.

– Кто придумал эту дурную шутку? – Старик приподнялся на локте, и его глаза загорелись. – Кто решил избавиться от меня? Где моя любимая жена? Где мой верный сын Нарату?

– Это приказ твоего сына Нарату, великий король, – сказал слуга.

– Не может быть! – закричал старик, но понял, что может. Он уже никому не нужен.

Король велел призвать Нарату, чтобы объявить ему о лишении титула наследника престола. Наследником будет Миншинсо.

Но прежде чем послать гонца к Миншинсо, придворные кинулись к Нарату. Они понимали, что болезнь короля отступила лишь на время: все равно ему не жить. Но если он протянет еще хоть несколько дней, Миншинсо успеет вернуться в столицу и завести порядки, которые вряд ли обернутся добром для Нарату и его друзей.

Нарату это тоже отлично понимал.

Лев, охраняющий храм Ананда. Паган, Мьянма

Он вбежал в затихший храм. Лишь тяжелое дыхание Алаунситу слышалось в нем.

– Уходите все, – приказал Нарату. – Мне надо поговорить с королем наедине.

Алаунситу, который после вспышки гнева почувствовал глубокую слабость, попытался остановить придворных, но те знали, кому подчиняться. Храм опустел.

Когда последние шаги затихли и дверь затворилась – лишь лучи света, падавшие из маленьких окошек, освещали пустой зал и невысокое ложе, – Нарату подошел к отцу. Старик лежал неподвижно, лишь пальцы его судорожно сжимали край покрывала. Он испуганно глядел на сына.

Нарату спешил. Он рванул покрывало, но сухие, старческие пальцы не выпускали его.

Нарату навалился на старика. Борясь, они упали на пол. Нарату нащупал горло короля…

Когда дверь храма распахнулась и, оттолкнув перепуганных слуг, в зал вбежала молодая королева, было уже поздно.

– Отец умер, – сказал Нарату и быстрыми шагами вышел из храма.

Придворные испуганно расступились, Нарату шел словно в коридоре растерянных взглядов. Он им никогда не простит ни этих взглядов, ни этого страха, за которым скрывалось знание того, что произошло.

Ночью, загнав коня, во дворец к Миншинсо ворвался человек из Пагана. Он сообщил ему, что отец мертв. Наутро Миншинсо с отрядом всадников двинулся к Пагану. Правительственные войска в растерянности отступали. Для всех истинным королем был Миншинсо.

Нарату понял, что ему грозит гибель. Он призвал к себе главу буддийской церкви Пантагу и начал умолять, чтобы тот примирил его со старшим братом. Пантагу оказался в затруднительном положении. Он знал, что собой представляет узурпатор, но как буддийский монах почитал своим долгом установить мир в стране. Он согласился выполнить просьбу Нарату, но при условии, что тот торжественно поклянется уступить трон старшему брату. В присутствии монахов Нарату поклялся, что уступает престол и что Миншинсо невредимым войдет в королевский дворец. После этого Пантагу отправился навстречу Миншинсо и пригласил его в столицу. У ворот Пагана Нарату встретил брата и принес клятву верности. Миншинсо на белом слоне, под белым зонтом, как и положено королю, подъехал к дворцу, и Нарату помог ему подняться на трон.

Вечером состоялся пир. Братья сидели рядом, и оба делали вид, что скорбят по безвременно усопшему отцу.

Через час после окончания пира Миншинсо почувствовал себя плохо. Той же ночью в страшных мучениях он умер. Он был отравлен.

Утром возмущенный Пантагу бросился к Нарату. Его речь воспроизводится в «Хронике стеклянного дворца».

– Проклятый король! – кричал старец. – Гнусный король! Разве ты не боишься адских мук? Ты забыл, что и тебе предстоит состариться и умереть, подобно прочим людям? Нет на всем белом свете короля более злокозненного, чем ты!

Нарату усмехнулся и спокойно ответил:

– Ты не прав, старец, я не нарушил клятвы. Разве я не ввел брата во дворец и не посадил на трон?