Сборник - Убийство императора Александра II. Подлинное судебное дело

На вопросы товарища прокурора, свидетель показал, что, когда он задержал Войнову, она предлагала ему 30 руб[лей], чтобы он ее отпустил, но денег ему не показывала, потому что он держал ее за руки.

Свидетельница крестьянка Афанасьева показала, что у нее на квартире по Новой ул[ице] в доме № 14 проживал Кобозев с женой.

Товарищ прокурора: Вы бывали у них в помещении?

Афанасьева: Бывала.

– Кто бывал у них еще из вашей семьи?

– Прислуга и старшая дочь.

– Не случалось ли вам замечать или слышать от старшей дочери, что на столе оказывались сторублевые бумажки, когда Кобозевых не было дома?

– Я сама видела и говорила им, чтобы они были осторожней, потому что я не могу поручиться за прислугу.

– Когда они к вам переехали?

– Около Нового года.

Свидетель крестьянин Самойлов (старший дворник дома графа Менгдена) показал: Кобозев приехал 2 января. Торговля у него шла плохо. В последнее время мы стали его подозревать, так как 27-го числа приходили неизвестные люди, как оказалось после – Желябов, а потом Кобозевы скрылись 3-го числа.

На вопросы товарища прокурора свидетель показал, что Кобозев снял лавку со 2 декабря 1880 года по контракту за 100 р[ублей] в месяц. Прислуги у них не было. В магазине обстановка была обыкновенная, как следует. В лавке Кобозева свидетель бывал неоднократно: раз он был потому, что показалась течь, а потом приходил за паспортом и деньгами. Торговцы эти казались ему странными, потому что торговали плохо, а говорили, что хорошо торгуют.

Товарищ прокурора: К Кобозевым в последнее время приходили молодые люди?

Самойлов: Да, 27-го числа троих видели.

– Не признаете ли кого из подсудимых?

Самойлов (показывает на Желябова): Он приходил часов около четырех, а другие пришли после, когда я уже сменился.

– Он не закрывал лица, так что вы его рассмотрели?

– Да, рассмотрел.

Присяжный поверенный Кедрин: Не узнаете ли, свидетель, в подсудимой Перовской лицо, которое также приходило к Кобозевым?

Самойлов: Нет, я не видал ее.

Желябов: Где меня вам предъявили: в крепости или в III Отделении?

Самойлов: В жандармском управлении.

– В чем тогда я был, в сюртуке?

– В сюртуке.

– Какого цвета?

– Черный сюртук. Я смотрел больше на лицо.

– На улице в чем вы меня видели?

– В пальто.

Желябов: Я обращаю внимание на то, что при предъявлении меня свидетелю я был не в том костюме, в каком меня видел свидетель, то есть не в пальто и не в шапке. Я утверждаю, что если костюм меняет внешний вид человека, то мои приемы таковы, что если бы я прошел мимо свидетеля в одном костюме, то почти уверен, что меня свидетель не узнал бы в другом костюме. Таким образом, дознание, на мой взгляд, производилось недостаточно обстоятельно. Я указываю на это потому, что это важно не только по отношению ко мне, но, например, по отношению к Тимофею Михайлову, о котором скажу после. Скажите, свидетель, вы утверждаете, что я в 4 часа проходил?

Самойлов: Приблизительно около четырех.

– В каком я был пальто?

– С воротником.

– Какая шапка?

– Барашковая, наверху складная.

– С какой стороны я взошел?

– От Итальянской улицы и еще остановились у решетки и осматривались.

Желябов: Я 27 февраля не был в лавке Кобозевых; не был после ночи со вторника на среду.

Для того чтобы опровергнуть показание Самойлова, я представлю кое-какие данные. Я заявляю, что в числе других лиц я приезжал осматривать лавку и с дворником, осматривал не только этот, но и соседний подвал. В декабре во дворе дома графа Менгдена шла перестройка. Я пришел и позвонил. Вышел младший дворник, и на вопрос, отдается ли магазин, он отвечал утвердительно, но объяснил при этом, что показать не может, потому что нет старшего дворника. Отделение, занятое потом Кобозевым, мы осматривали подробно. В это время там работали штукатуры. Я нанимал это помещение под магазин осветительных материалов. Мы с дворником толковали о цене. Но из осмотра я вынес такое заключение, что останавливаться на этом месте не следует и что следует предпочесть метательные снаряды. Мнение других было иное, и оно было принято. Работа подкопа была доведена до конца, и, следовательно, мое мнение было ошибочно. Я ссылаюсь на это обстоятельство, чтобы представить мои соображения относительно справедливости показаний свидетеля. После найма этого магазина мне приезжать к Кобозеву днем в такое место, которое нужно было беречь, как свой глаз, было невозможно. За все время с декабря по 28 февраля я днем даже ни разу не проходил по Малой Садовой улице. Мину работали в две смены, и я приходил на смену только ночью, руководствуясь тем, что живу на собственной квартире, следовательно, моя неночевка дома не будет известна. Убедительна ли будет для вас эта ссылка или нет, я не знаю, но по этим соображениям днем я не мог прийти да еще останавливаться у лестницы и осматриваться. Затем я прошу вас сравнить показания Самойлова и Петушкова относительно времени. Петушков утверждает, что вместе с Войновой, то есть Перовской, я вышел из квартиры в Измайловском полку в 4 с четвертью, а Самойлов утверждает, что видел меня в 4 часа; В 4 с четвертью мы действительно вышли с Войновой из своих ворот, взяли извозчика и поехали по Большой Садовой. Около Публичной библиотеки мы с Перовской распрощались и встретились лишь здесь на суде. По Большой Садовой стал за мной следить переодетый сыщик, один из тех, который бросился на меня в квартире Тригони, так что мне нужно было сделать от него несколько кругов. Затем я отправился на несколько свиданий и пришел к Тригони. Из протокола видно, что я был арестован у Тригони в 7 часов. Ошибка произошла оттого, что предъявляют свидетелю лицо при обстоятельствах, совершенно новых, как, например, меня предъявляли Самойлову, а затем свойство русского человека стоять во что бы то ни стало на рассказанном поставило Самойлова в положение человека, который под присягой утверждает несообразность.