Пантелеймон Кулиш - История воссоединения Руси. Том 1

Папский нунций Гонорат Висконти рассказывает, что поляки отличаются охотою говорить речи, и что даже в домашних беседах, когда один говорил, другие весьма внимательно слушали его; потом произносил речь другой собеседник, и этак проходило у них все время в произнесении друг перед другом речей.

Напомним читателю подобную речь любезного всем балагура, пана Паска (Pamietniki Chrizostoma Paska), перед своею невестою.

О польская свобода! И этой свободой мы величаемся перед чужими народами? Ах, как бедна свобода наша в Польше, где так много самоуправства!

В сочинении своем „Оборона Церкви Всходней“, Захария Копистенский говорит о князе Василии: «Монахов святогорцев релии греческой нечестно приймовал и, прикладом отца своего, ялмужну давал». (Рукопись варш. библ. гр. Красинских.)

Между сказаниями об этом современников, сохранилось прелестное изображение престарелого князя, нарисованное какою-то наивною личностью оных дней, разумеется, столь же далекое от действительности, как и современная нам иконография князя Острожского. Летописец, воображая, что названный Димитрий был Отрепьев, говорит о нем и о его товарищах следующее: „И приндоша в Острозеполь, и поведаша об них князю Константину Константиновичу, и повеле им внити в полаты своя, и внидоша и поклонишася ему, и видеху благовернаго князя, седяща на месте своем, возрасту мала суща, браду имея до земли, на коленях же его постлан бысть плат, на немже лежаще брада его“. („Сказание и Повесть еже содеяся в царствующем Граде Москве и о Ростриге Гришке Отрепьеве и о Похождении его“).

В коротенькой летописи, написанной по смерти Богдана Хмельницкоготакая роль Острожского проглядывает даже сквозь воображение несведущего в делах мира сего писателя. Он говорит: „В то время в городе Остроге великий князь Константин Иванович (летописец не знал, что так звали князя — Васильева отца) Острожский, неисчетного богатства и добродетели муж, благочестив же и многомилостив. Тогда в хоромах своих, на Пещанке в уединении, работой королевской и верой прилежно занимался. И явились к нему бояре и князи киевские, и говорили князю Константину, же треба искусителям язык отсещи и оружие отнять. Здесь и сейм совершили, и наряд нарядили во всю Украину, в города и села, како противостати оскорбителям православныя веры и всего народа руского“.

Весьма жаль, что мы не знаем, где первоначально найдена рукопись Иоанна из Вишни, и какими путями пришла она в Императорскую Публичную Библиотеку.

Против подлинного правописания Иоанна сделал и фонетические поправки, в тех словах, которые он произносил не так, как стали бы читать его писание в наше время образовавшиеся на литературе общерусской и несведущие в украинском и галицийском говоре. Кто хочет удостовериться в неверности моих поправок, тому укажу на церковное чтение и проповеди галицко-русских священников нашего времени, не только тех, которые прониклись идеей, украинского самосохранения в слове (этих, покамест, очень, очень мало), и даже тех, которые или вовсе ничего не ведают об украинской литературе (этих больше всего), и даже тех, которые изо всех сил стараются снискать расположенность противников теории Макса-Миллера о непреодолимой для человеческих средств формации языков.

За этим потоком грозящего красноречия, перечисляет он счастливцев мира сего, отвергших «русскую простоту», и в числе их именует князя Константина Острожского, «который отверг простоту христианскую и ухватился за мирскую хитрость папской веры, точно за привлекательную цацку. Но долго ли так пожил? исчез и пропал! А почему плода после себя не оставил? Потому, что христианство погубил». Последние слова представляются несообразными. Пишет человек к Острожскому и говорит о нем, как о мертвом! До более удовлетворительного объяснения этого места в иноческом послании, я так себе толкую его. Иоанн получал разновременно и от разных людей о князе Острожском известия словесные и письменные. В одних Острожского называли Василием, в других Константином; в одних его хвалили, хоть не совсем, в других прямо причисляли к тем, которые, по выражению народной песни, «пьют да гуляют, ляхом вырубают». Отпадение в латинство Януша Острожского могли смешать с отпадением Константина. Но что значат слова: „плода после себя не оставил“? Януш Константинович или Васильевич действительно умер бездетным, но в 1620 году. Это уже, очевидно, позднейшая вставка в послание Иоанна. Иоанн писал не после 1620 года, а вскоре после Брестского собора: ибо поводом к посланию послужила присланная ему книжка, изданная против „Алокрисиса“.