История Коллектив авторов - Наследник встал рано и за уроки сел… Как учили и учились в XVIII в

На другой день я отправился в классы. Барабанный бой извещал воспитанников, что настал час занятий. Классы начинались в 7 часов утра; в 10 часов был небольшой перерыв для завтрака, после которого занятия продолжались до половины 1-го; это был час обеда, после которого возобновлялись занятия в классах и продолжались до 7 часов вечера; в 8 часов ужинали. Каждый стол накрывался как для обеда, так и для ужина, на двенадцать приборов, и сверх того ставили тринадцатый прибор для офицера или инспектора, наблюдавшего за тем, чтоб все было прилично и в порядке. В праздничные и воскресные дни, а также по субботам после обеда занятий в классах не было. Тогда можно было, с разрешения дежурного офицера, отправляться гулять по парку и по окрестностям Версаля или посещать живущих в городе знакомых. Но тот, кто желал отправиться в праздничный день в Париж, должен был просить на это разрешения у директора школы г-на Лаберзака.

По прошествии одной недели моего пребывания в этой школе я уже понял, что она хороша и может быть полезна для меня, а потому стал заниматься очень усердно. Я сошелся с некоторыми из моих товарищей, общество которых мне всего более нравилось, и нисколько не тяготился моим пребыванием в школе. Я пригласил г-на Арну посещать меня в промежутках между классами и давать мне уроки словесности и литературы, за что, конечно, я платил ему особо… По субботам после обеда, а также в праздничные дни я иногда ходил слушать французские комедии, дававшиеся на городском театре, которые были не совсем плохи; а когда погода была хороша, я отправлялся гулять в парк с теми из моих товарищей, с которыми я всего более был дружен; там мы заказывали у швейцара оранжереи ужин. Иногда мы отправлялись в Трианон и обедали там у швейцара и чисто, и дешево… Воспитанники исполняли за отсутствующих служебные обязанности, заключавшиеся в том, что один из этих легких кавалеристов должен был являться во дворец прежде, нежели король отправится к обедне. Там должны были находиться один жандарм, один легкий кавалерист, один мушкетер серый и один черный: это называлось испрашивать — приказаний короля. Эти четыре ординарца выстраивались в ряд при проходе короля. Король говорил им: «нет ничего нового», этим кончалось их дежурство. Я попросил г-на Лаберзака, чтоб и меня назначили в мою очередь на такое дежурство, что чрезвычайно понравилось моим товарищам; мне несколько раз приходилось таким образом дежурить, и король был так добр, что всякий раз говорил мне несколько слов.

На самой той улице, где я стоял, и неподалеку от нас, случилось жить одному ученому и такому человеку, который упражнялся в шлифовании стекол и в делании всякого рода оптических машин и других физических инструментов. К сему человеку завел меня один из моих знакомцев, и я не знаю, на земле ли я или инде был в те минуты, в которые показывал он мне разные свои и мною еще никогда не виданные вещи и инструменты. Прекрасные его и разные микроскопы, о которых я до того времени и понятия не имел, приводили меня в восхищение. Я не мог устать целый час смотреть в них на все маленькие показываемые им мне вещицы, а особливо на чрезвычайно малых животных, которых я видел тут в одной капельке воды, бегающих и ворочающихся тут в бесчисленном множестве и гоняющихся друг за другом. А не успел я сим насытить свое любопытное зрение, как хрустальные призмы и другие оптические инструменты и делаемые ими эксперименты приводили меня в новые восторги и в удивление; но восхищение, в какое приведен я был его каморою-обскурою, не в состоянии я уже никак описать. Я истинно вне себя был от радости и удовольствия, когда увидел, как хорошо и каким неподражаемым искусством умеет сама натура рисовать на бумаге наипрекраснейшие картины, и, что всего удивительнее для меня было, наиживейшими красками. Я долго не понимал, откуда брались сии разные колера, покуда не растолковал мне отчасти помянутый художник, который, приметив особливое мое и с великим примечанием сопряженное любопытство, не оставил показать мне все, что у него ни было, и многое изъяснить примерами для удобнейшего мне понятия. Словом, я вовек не позабуду тех приятных и восхитительных часов, которые препроводил я тогда у него в доме, и был человеку сему весьма много обязан, ибо он власно как отворил мне чрез то дверь в храм наук и заохотил идти в оный, и находить в науках тысячу удовольствий и увеселений, и которые помогли мне потом иметь толь многие блаженные минуты в течение моей жизни…