Олег Творогов - Древняя Русь. События и люди

«Рассыпались по всей земле, словно злые волки, по всем городам и областям, и по волостям и по селам, и не оставалось такого места, где бы не побывали татары. Были взяты и сожжены Переяславль, Ростов, Дмитров, Серпухов, Нижний Новгород и Городец». Сам Едигей стоял в селе Коломенском, вблизи Москвы, и оттуда направил послов к тверскому князю Ивану Михайловичу, веля ему прибыть со всею своею ратью, «и с пушками, и с тюфяками, и с самострелами и со всеми орудиями градобитными», готовясь сокрушить укрепления Москвы. Но тверской князь не захотел изменить крестному целованию и дружественным отношениям с московским князем: он с небольшой дружиной вышел из Твери, однако, дойдя до Клина, возвратился оттуда в Тверь. Летописец одобряет поступок Ивана Михайловича — он поступил так, «дабы ни Едигея разгневать, ни великого князя не оскорбить». А Москва оставалась в осаде. В городе находились князь Владимир Андреевич Серпуховской, уже немолодой (ему было 55 лет) герой Куликовской битвы, братья великого князя — Андрей и Петр — и другие князья. Едигей намеревался зимовать под стенами Москвы, но достичь своего — овладеть городом. Однако в это время в Орде началась очередная смута и Булат потребовал срочного возвращения Едигея. Тот пошел на хитрость; не поведав о готовящемся марше в Сарай, он потребовал у москвичей огромный выкуп — 3 тысячи рублей. Получив его, Едигей снял осаду и возвратился к Булату.

Хотя летописец прославляет избавление Москвы и приписывает его божественному заступничеству, последствия нашествия Едигея были трагическими: татары отходили с награбленным имуществом и «узорочьем» (богатством, ценностями), а число пленников превышало несколько тысяч. «Горестно было видеть, и слез многих достойно, как один татарин до сорока христиан вел, грубо связав их, многое же множество посечено было, иные же от холода умерли, другие от голода и нужды... И была тогда во всей Русской земле среди всех христиан туга великая и плач безутешный, и рыдание, и стоны, ибо вся земля пленена была начиная от земли Рязанской и до Галича, и до Белоозера». [126] МЛС. С. 238—239 (в переводе). Другая редакция Повести о нашествии Едигея издана: За землю Русскую! С. 396—413; ПЛДР. XIV—XV вв. С. 244—255.

Поход Едигея не должен создать впечатление, что после победы на Куликовом поле в отношениях Руси и Орды ничего не изменилось. Орда имела еще возможность совершать опустошительные набеги, но одновременно вынуждена была считаться с возрастающей силой Московской Руси. Характерны, например, сетования того же Едигея в грамоте, направленной им Василию Дмитриевичу в 1408 г.: «А прежде вы улусом были царевым, и страх держали, и пошлины платили, и послов царевых чтили». И далее: «Как царь Темир-Кутлуй сел на царство, а ты улусу своему государем стал, с того времени у царя в Орде не бывал, царя в очи не видел и князей его, ни бояр своих, ни кого иного не присылал, ни сына, ни брата, ни с каким словом». [127] Текст в переводе. Сходный текст см., например: Никоновская летопись // ПСРЛ. Т. 11. М., 1965. С. 210.

1410 — Как полагают, во время своего похода на Москву Едигей передал Нижегородское княжество Даниилу и Ивану, сыновьям нижегородского князя Бориса Константиновича (вскоре, однако, используя очередную смуту в Орде, Василий Дмитриевич вернет себе Нижний Новгород). В 1410 г. Даниил Борисович призвал к себе татарского царевича Талыча и направил со своими и с татарскими полками — по полторы сотни русских и татар — боярина своего Семена Карамышева на Владимир. К городу подошли скрытно, лесами, в полдень, когда горожане спали. Наместника во Владимире не было, и нападавшие начали сечь жителей и грабить посад. Подошли к соборной церкви святой Богородицы (Успенскому собору) — в ней заперся поп Патрикей, который успел спрятать церковные сокровища («сосуды золотые и серебряные») и часть людей, а сам, сойдя с церковных полатей и сбросив лестницы, чтобы нападавшие не догадались, где находятся ценности, стал молиться. Татары ворвались в церковь, стали грабить ее и истязать Патрикея, требуя рассказать, где остальные ценности и спрятавшиеся люди, но он стойко переносил пытки и молчал. Его истязали огнем («на сковороде пекли»), загоняли под ногти щепы, «ноги прорезав, ремни продернули ...вслед за лошадью волочили», и в этих мучениях Патрикей умер. Были разграблены все церкви и город, захвачены пленные. И случилось это, подводит грустный итог летописец, «от своих же братьев христиан». [128] МЛС. С. 240.