Михаил Серяков - Битва у Варяжских столпов

Одной из работ, в которой русофобия Карла Маркса выразилась наиболее ярко, стала «Разоблачение дипломатической истории XVIII века», впервые изданная на русском языке лишь в 1989 г. В ней содержался целый букет русофобских клише, распространенных в Западной Европе. Иван Калита превратил «в систему все уловки самого низкого рабства и применял эту систему с терпеливым упорством раба». Иван III «лишь усовершенствовал традиционную политику Московии, завещанную ему Иваном I Калитой»; «между политикой Ивана III и политикой современной России существует не сходство, а тождество»; «Московия была воспитана и выросла в ужасной и гнусной школе монгольского рабства. Она усилилась лишь благодаря тому, что стала виртуозной в искусстве рабства. Даже после своего освобождения Московия продолжала играть свою традиционную роль раба, ставшего господином. Впоследствии Петр Великий сочетал политическое искусство монгольского раба с гордым стремлением монгольского властелина, которому Чингисхан завещал осуществить свой план завоевания мира»; «Для системы мировой агрессии стала необходима вода», и Петр I превратил Россию «в империю с морскими границами». Этому способствовало «предательство по отношению к Швеции и потворство планам России» английского правительства, а голландских государственных деятелей Петр I «завлек в свои сети». Захватив прибалтийские немецкие провинции, царь «сразу получил орудия» для цивилизации России. Касался Маркс походя и норманнского вопроса, сделав в нем ряд изумительных открытий. Понятно, что Рюриковичи были германские варвары, но, путая эпоху викингов с эпохой Великого переселения народов, основоположник научного коммунизма объявил время деятельности первых русских князей «готическим»: «Готический период истории России составляет, в частности, лишь одну из глав истории норманнских завоеваний»; «Владимир, олицетворяющий собой вершину готической России…». Впечатляет и другое откровение: «Подобно тому, как империя Карла Великого предшествует образованию современных Франции, Германии и Италии, так и империя Рюриковичей предшествует образованию Польши, Литвы, прибалтийских поселений, Турции и самой Московии» {632} 632 Маркс К. Разоблачение дипломатической истории XVIII века // ВИ. 1989. № 4. С.4–13; Маркс К. Разоблачение дипломатической истории XVIII века // ВИ. 1989. № 3. С. 4, 8. .

Понятно, что при всей своей обширной эрудиции Карл Маркс историком не был и сведения об истории России черпал из современной ему западноевропейской литературы. Однако для любого историка ошибочность подобных утверждений очевидна. Но это обстоятельство нисколько не помешало ревнителям принципов интеллектуальной честности, научной объективности и «пурификационного подхода» взять на вооружение идеи Маркса.

Как вспоминает Г.С. Лебедев, первым учебным заданием ему как члену клейновского семинара стало проштудировать непереведенную тогда работу К. Маркса «Секретная история дипломатии». «Махровый норманизм Маркса стал нашим “секретным оружием”, и оно весьма пригодилось, когда Л.С. Клейн развернул блистательный набор научных аргументов норманизма…» {633} 633 Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси. СПб., 2005. С. 21. — с удовольствием вспоминает он. Понятно, что его фраза «Маркс был первым марксистом-норманистом» оказывала огромное воздействие на участников, для многих из которых высказывания классиков были непререкаемой догмой. Но, используя это «секретное оружие», борцы за правду в исторической науке сами действовали по принципу «цель оправдывает средства», ничего общего с этой правдой не имеющим.

Л.С. Клейн впоследствии, говоря о своем преподавании в университете, признает: «К тому времени я уже давно понимал фундаментальные пороки марксизма, а к советской политике относился сугубо критически» {634} 634 Клейн Л.С. Панорама теоретической археологии // Stratum plus. 2005–2009. № 4. С. 12. . Некоторые другие участники его семинара точно так же воспринимали норманизм как форму относительно безопасного диссиденства. Вот как вспоминал об этом И.Л. Тихонов: «Такой отход от научного официоза воспринимался и как своего рода “научное диссидентство”, фронда, а это не могло не привлекать молодых людей… Некоторая оппозиционность (само слово-то почти политическое обвинение в те времена!), но не выходящая за рамки дозволенного…» {635} 635 Клейн Л.С. Спор о варягах. СПб., 2009. С. 299. Как видим, при всей своей антикоммунистической настроенности советские норманисты с готовностью восприняли русофобский норманизм Карла Маркса. Крылатая фраза А. Зиновьева «Целили в коммунизм, а попали в Россию» широко известна. Разумеется, нет смысла гадать, куда с самого начала метили Л.С. Клейн и его сподвижники, но попали они туда, куда попали все прочие диссиденты. Сладость запретного плода хорошо известна еще с библейских времен, чем норманисты активно и пользовались. Когда почва была подготовлена, происходил посев. «Не аксиомы, а убедительные доказательства, что… норманны играли весьма заметную роль на ранних этапах Руси, что отражено и в летописях и в археологических памятниках, были вложены в головы студентов-археологов вне зависимости от их специализации» {636} 636 Там же. С. 300. . Однако выше мы видели, что все эти «убедительные доказательства» являются не более чем интерпретацией как памятников письменности, так и артефактов под соответствующим углом зрения. Все это подкреплялось экспедиционной романтикой, распевавшимся студентами «гимном оголтелого норманизма». Десятилетия спустя Н.Ю. Платонова так вспоминала о студенческих годах: «Тогда, в 1974 г., Варяжская дискуссия стала предание. (…) Все это успело обрасти легендами, а главное — песнями.