Борис Соколов - Ленин и Инесса Арманд

Но пока что Ленин с Инессой еще не встретился. Зато неожиданно возобновились его отношения с Елизаветой К. Весной Лиза путешествовала по австрийскому Тиролю и Швейцарии. В Женеве зашла в русскую библиотеку, связанную, как она знала, с социал-демократами. Елизавета наудачу спросила адрес «товарища Ленина» у библиотекарши – красивой женщины, жгучей брюнетки. Та посмотрела на посетительницу с недоверием и поинтересовалась, зачем ей этот адрес нужен. Но потом вдруг воскликнула: «А вы не товарищ N, которую ждут из Петербурга?» Хотя названное имя Елизавете было абсолютно незнакомо, она, не задумываясь, подтвердила: «Да, я товарищ N…» «Так, значит, вы хотите видеть товарища Ильича», – заключила библиотечная дама. Не без труда Лиза сообразила, что Ильич – это и есть Виллиам Фрей. Ведь настоящего имени, отчества и фамилии своего любовника она по-прежнему не знала. Библиотекарша сказала, что Ленина сейчас в Женеве нет. Он в Париже, где завтра читает реферат (доклад). И библиотекарша протянула Лизе афишку, где было написано, что «товарищ Ленин читает 12 мая 1908 года публичный реферат в Зале Ученых Обществ». На следующий день Елизавета К. была уже в Париже. У входа в зал толпились русские эмигранты. Лиза взяла билет на балкон, не рискнув появиться в первых рядах партера. Доклад Ленина прошел с большим успехом.

Елизавета К. следующим образом описала это выступление: «Здесь его речь производит на меня не меньшее впечатление, чем та, что я слышала два года назад на «массовке» в лесу под Петербургом. Обстановка здесь не та – не так романтична. Ленин говорит, в сущности, хорошо, но нет в его стиле и манере никакой тонкости. Почти вульгарно. Десять раз повторяет одну и ту же вещь, чтобы вбить ее как следует в головы слушателей, о развитии которых он не должен быть очень высокого мнения. Во время речи он ходит по эстраде, держа руки под мышками, в разрезах жилета. Когда он говорит о кадетах, меньшевиках и пр., он по-прежнему полон презрения к «предателям» и «оппортунистам». Но сам он, оказывается, склонен к некоторому оппортунизму, ибо советует своим сторонникам «использовать все легальные возможности и не бойкотировать выборы в Думу, как это рекомендуют некоторые из его партийных товарищей».

Насчет «оппортунизма» Ленина Елизавета К., как кажется, подметила точно. В той же «Иллюстрированной России» другой мемуарист, укрывшийся под псевдонимом «Летописец», в 1933 году в статье «Ленин у власти» (мы к ней еще вернемся) утверждал: «Как всякий доктринер, Ленин больше думал о будущем, чем о настоящем. Но будучи доктринером, и в этом было отличие Ленина от большинства других доктринеров, Ленин не переставал быть и величайшим оппортунистом, а оппортунизм его сторонниками принимался и выдавался за реализм. Ленин никогда не брезговал никакими средствами для достижения своих целей». В справедливости этого последнего вывода Елизавете К. впоследствии пришлось убедиться, что и привело к ее окончательному разрыву с Лениным.

Пока же Лиза внимательно слушала речь Ильича. Разные чувства вызвало у нее это выступление: «Я… испытывала двойственное чувство: притягивающее и отталкивающее. Он кажется мне отстраненным, духовно бедным, плоским… Но в то же время я с удовольствием слышу его картавящий голос, вижу лукавые маленькие калмыцкие глаза.

Во время перерыва я спускаюсь с балкона и иду за кулисы. Там, в комнате за сценой, я нахожу Ленина, окруженного целой толпой. Подхожу. Он вытаращивает глаза, но овладевает собою и произносит шутливо и иронически: «Вы здесь? Каким ветром вас сюда занесло?» – «Я приехала послушать лекцию. А кроме того, у меня к вам поручение от одного лица». И я вручила Ленину конверт, куда вложена записка с моим именем, адресом отеля, где я остановилась, и номером телефона, с указанием часа, когда ко мне можно телефонировать.

На другой день в указанный час вместо телефонного звонка – стук в дверь. Виллиам Фрей – с немного сконфуженным видом. Вместо приветствия я слышу: «А я уж думал, что вас давно и в живых нет». Спокойствие, с которым он произносит эту фразу, пугает меня. Он пожимает мне руку, хочет взять другую руку. Я высвобождаюсь и говорю: «Нет, мой друг. Это… Это все прошлое» (опять многозначительное многоточие, доказывающее, что тогда, в мае 1908-го, любовь к Ленину для Лизы на самом деле отнюдь не была прошлым. – Б. С. ).

Он делает жест, как бы намереваясь взять шляпу и уйти. Потом раздумывает и говорит с громким смехом: «В сущности, вы правы. Это – прошлое… А все-таки вы – интересная женщина, жаль только вот, что вы не социал-демократка». – «Вы тоже очень интересный человек. Жаль, что вы только социал-демократ».