Вячеслав Лопатин - Суворов и Потемкин

10 ноября 1792 г. Суворов был назначен командующим войсками Екатеринославской дивизии и вскоре отбыл на юг. Нам кажется, что императрица оценила его противостояние «факции» Репнина и доверила ему значительные военные силы, дислоцированные «в Екатеринославской губернии, Тавриде и во вновь приобретенной области». Суворову были подчинены и казаки Черноморского войска, которые за отличия в минувшей воине по представлению Потемкина получили земли на Тамани и Прикубанье. Почти два года провел Суворов на юге. Главным местом его пребывания был Херсон. Эти годы можно считать сравнительно спокойными, хотя и здесь не обошлось без трений с властями предержащими. Суворов разработал план укрепления границ, исходя из полученных при отъезде указаний, и немедленно приступил к его осуществлению. Однако присланные им сметы, требовавшие значительных ассигнований, не были утверждены. Отношения с Портой изменились в лучшую сторону, и с форсированным строительством крепостей можно было подождать. Суворов действовал решительно. Он послал Хвостову доверенность на продажу своих деревень, чтобы выплатить неустойку подрядчикам. Турчанинову был направлен протест: он обязан был вовремя предупредить об изменении политической ситуации. Не получив положительного ответа, Суворов послал императрице прошение об увольнении «волонтером к немецким и союзным войскам на сию кампанию». Екатерина незамедлительно распорядилась «отпустить двести пятьдесят тысяч из банка Графу Суворову Рымникскому». Доказывая петербургским чинам важность укрепления таких крепостей, как Севастополь и Кинбурн, Суворов постоянно ссылается на авторитет покойного Потемкина. Когда же Турчанинов напомнил ему позапрошлогодние отзывы о «Князе Григории Александровиче», Суворов мгновенно возразил: «О Пасхе: я кланялся мощам той особы, которая, отнюдь не касаясь протчего, находила во мне свойственные мне достоинства». В Херсоне, в Екатерининском соборе находился склеп, где покоились останки Потемкина. Его соратники по торжественным дням собирались в склепе и молились за упокоение души Светлейшего. Среди них был и Суворов.

Смерть Потемкина не могла не сказаться на управлении краем и на состоянии размещенных там войск. Суворову пришлось принимать крутые меры по наведению порядка, по оздоровлению госпиталей, превращенных в рассадники болезней и в источник дохода для корыстолюбивых начальников. «Кого бы я на себя не подвиг, мне солдат дороже себя!» — писал Суворов, требуя от подчиненных «взять меры к предохранению от зла». В письмах Платону Зубову, назначенному екатеринославским и таврическим генерал-губернатором, он не скрыл правды: виновными в болезнях и в большой смертности среди личного состава оказались некоторые командиры, принимавшие за взятки от поставщиков гнилой провиант. Екатерина II приказала отдать под суд преступников.

С потемкинской твердостью Суворов трудился над санитарным обеспечением войск, не забывая об их боевой подготовке. Он разработал план на случай войны с Портой, в котором учел опыт кампаний Румянцева и Потемкина. Сам план и особенно вывод о необходимости иметь крупный стратегический резерв для развития успеха и победоносного завершения войны в одну-две кампании показывают, как вырос полководческий талант Суворова. Султан Селим III жаждал реванша, но правящие круги Блистательной Порты не спешили испытывать судьбу. С помощью французских инструкторов шла реорганизация турецкой армии и флота. Французская агентура подстрекала к войне. Обо всем этом Суворов получал подробные сведения от нового чрезвычайного и полномочного посла в Константинополе Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова. Отмечая неготовность Турции к войне, Кутузов писал: «Но наиболее ее удержит знание, что управляет войсками в новоприобретенной области столь страшные раны ей наносивший...», т. е. сам Суворов [208].

Тогда же он узнает о словах Екатерины II, сказанных адмиралу Ушакову по поводу побед принца Кобурга над французами: «Ученик суворовский в подмастерье еще не годится». Война коалиции против французских республиканцев идет с переменным успехом. Общая численность войск, выставленных коалицией, к которой присоединились Великобритания и Голландия, достигает миллиона! Но и революционный режим демонстрирует волю и умение разжечь энергию масс для удержания захваченной власти. Действуя методами террора, якобинцы беспощадно подавляют внутреннее сопротивление и ставят под ружье миллион двести тысяч человек! Война приобретает невиданный по масштабам и ожесточенности характер. Россия не вступала в войну, хотя после казни Людовика XVI разорвала все политические связи с Францией. Екатерина стремилась обезопасить свои границы на западе и на юге. Суворов следит за военными событиями из Херсона. Все чаще в его письмах звучат грустные ноты: ему уже за шестьдесят, а он так и не попробовал свои силы в роли самостоятельного командующего армией на театре военных действий. И вдруг — гром средь ясного неба: восстание в Польше. После второго раздела партия умеренных и польские якобинцы, бежавшие за границу, стали готовить восстание. Оно началось стихийно с выступления кавалерийской бригады Мадалинского. Прибывший в Краков генерал Тадеуш Костюшко был объявлен диктатором. Незначительная победа над русским отрядом под Рацлавицами стала сигналом к всеобщему выступлению. В ночь с 6 на 7 апреля в Варшаве ударили колокола. Русский гарнизон был застигнут врасплох. Многие солдаты находились в православных церквах на богослужении. Началась резня. Виновник разгрома командующий войсками и чрезвычайный посол генерал-поручик И. А. Игельстром прислал в Петербург паническое донесение. Только в Варшаве в плен попало 1764 человека — много офицеров, чиновников, несколько генералов. С убитыми потери составили более 4000 или около половины гарнизона. Восстание перекинулось в Вильно, Гродно, другие места. Поднялись польские части (всего до 15000), принятые на русскую службу и дислоцированные на территориях Правобережной Украины и Белоруссии, отошедших после раздела к России.