Леонид Васильев - Древний Китай. Том 1. Предыстория, Шан-Инь, Западное Чжоу (до VIII в. до н. э.)

Как и «Шуцзин», «Книга песен» имеет несколько слоев. Наиболее ранним считаются ритуальные гимны рубрики «Чжоу сун» в последнем разделе памятника — «Гимны» («сун»), датируемые примерно XI—X вв. до н.э. Тематика их весьма обширна: от восхваления древних предводителей чжоусцев и первых чжоуских ванов до воспеваний работы на поле и благодарений за щедрый урожай. Ко второму, несколько более позднему слою (IX—VII вв. до н.э.) относятся стихи и песни разделов «Да я» и «Сяо я» («Большие» и «Малые оды»), составляющие около половины всего корпуса книги. Тематика песен и стихов в них необозрима; здесь представлено все, что обычно составляет смысл и суть поэтических сборников. Бытовые сценки, лирические обращения, описание походов, жалобы, приветствия, пиры, оды — чего только нет! Энциклопедия быта народа, как верхних его слоев, так и нижних. Наиболее поздний, третий слой канона — стихи и песни раздела «Го фэн» («Нравы царств»), где в 15 рубриках собраны по преимуществу фольклорные миниатюры различных регионов, составлявших чжоуский Китай в VII—VI вв. до н.э. (см. [154]; см. также [96]).

Неясно, имел ли Конфуций в действительности отношение к тексту «Шицзина». Высказываются сомнения на этот счет. Но несомненно, что стихи и песни обработаны и отобраны в соответствии все с той же метаконцепцией конфуцианства, о которой упоминалось применительно к «Шуцзину». По содержанию многие песни и гимны — апологетика мудрости древних и критика пороков, распущенности недобродетельных современных правителей и вообще власть имущих. Явственно ощущаются в тексте социально-критические мотивы, апелляция к социальной справедливости, к этической норме. Как и «Шуцзин», текст канона неоднократно переводился на европейские языки [189; 255, т. 4; 302]. Есть и удачный перевод его на русский, сделанный А.А.Штукиным [96].

«Книга перемен» («Ицзин», «Чжоу-и»), в отличие от первых двух канонов с их до предела явным и содержательным, порой даже нарочито примитивизированным и насыщенным дидактикой материалом, являет собой своего рода сборник мантических формул. Это книга гаданий — но не таких, какие лежали в основе гадательной практики Шан. Разумеется, кое-что от той практики было воспринято чжоусцами. Но изменен был статус ритуала, иначе стали интерпретироваться результаты гаданий, а главное, наряду со старой шанской школой гадания по трещинам появилась новая — гадание по палочкам тысячелистника (практика ши ). Именно этот более поздний чжоуский гадательный прием и лег в основу мантики «Ицзина» (см. [114]).

Связываемая с именами легендарного Фуси, чжоуских правителей Вэнь-вана и Чжоу-гуна, практика гаданий при посредстве триграмм (восемь сочетаний двух линий, цельной и прерывистой, по три линии в знаке) и гексаграмм (64 сочетания таких же линий по шесть), что и лежит в основе «Ицзина», была, видимо, результатом медленного процесса трансформации искусства гадания в чжоуском Китае. Текст «Ицзина» в том виде, как он ныне известен и зафиксирован в виде канона, появился на свет едва ли ранее IV в. до н.э., хотя составляющие его слои (первый — названия гексаграмм и четыре мантические формулы; второй, более поздний, — краткие афоризмы к гексаграммам; третий, еще более поздний, — афоризмы к отдельным чертам каждой гексаграммы) отражают реалии разных эпох, примерно от IX до VI в. до н.э. (см. [97]).

Мантическая основа текста неотделима от комментариев к ней. Это «десять крыльев» «Ицзина», т.е. десять наиболее важных и признаваемых традицией комментариев к основному тексту, действительно позволяющих ему достаточно высоко «взлететь». К числу комментариев, носящих разный характер, относятся и философские трактаты IV—III вв. до н.э., как «Да-чжу-ань» («Сицы-чжуань»), в которых элементарные мантические символы — в первую очередь сочетание двух линий, цельной и прерывистой, — анализируются с позиций весьма развитой метафизики. К слову, именно в этом комментарии едва ли не впервые в древнем Китае формулируется идея о существовании мужского и женского начала, ян и инь .

«Ицзин» — особый памятник в истории китайской культуры. Хотя возник он на базе практики гадания, развитой в Китае как, пожалуй, нигде в мире, во всяком случае в древности, высший смысл его не в мантических манипуляциях самих по себе и даже не в поисках удачных предсказаний, не в обретении уверенности в случае благоприятного расклада знаков. Все это в «Ицзине» есть и играет свою роль. Но главное в манипуляциях с триграммами и гексаграммами все же не в статике (как в картах или при игре в кости: выпало так-то — и все), а, напротив, в динамике, в постоянных взаимопереходах и взаимопреодолениях, в переменах (откуда и название книги). Жизнь идет вперед. Постоянно что-то меняется. Вам выпало так-то — афоризм поясняет, что может за этим последовать, дает сдержанного характера рекомендации (опасайтесь того-то, старайтесь действовать так-то). Вы недовольны, гадаете снова, выпадает иной расклад — и новая рекомендация. Чему следовать? Думайте, слушайте знающего человека, ведущего процесс гадания. И т.д. и т.п.