Леонид Васильев - Древний Китай. Том 2 - Период Чуньцю (VIII-V вв. до н.э.)

Важно напомнить читателю, что разбивка «Луньюя» по главам и параграфам (здесь между специалистами нередко встречаются небольшие расхождения) сделана в томе на основе той, что впервые была предложена еще в прошлом веке в сочинении Д.Легга [212], где был дан английский перевод этого канона.

Теперь следует обратить внимание на то, какое место на географической карте занимал чжоуский Китай в период Чуньцю и что представляло собой его так называемое варварское окружение. Или, иными словами, насколько он был излучающим культурное влияние центром цивилизации и в какой степени сам спорадически впитывал достигавшие его культурные ценности и новации. Эта проблема всегда была болезненной для китайских исследователей, склонных чрезмерно преувеличивать все свое и недолюбливать что-либо объявившееся в Китае чужое [19] 19 Я должен напомнить читателю, что, когда более двадцати лет назад вышла в свет моя монография «Проблемы генезиса китайской цивилизадии» [18], где ставились эти вопросы применительно к ранней истории (Шан) и особенно неолитической и даже более древней китайской предыстории, у меня было очень мало сторонников, причем далеко не только в Китае. В конце 80-х годов в Китае, где уже вовсю шли реформы и многие устоявшиеся взгляды пересматривались, был издан перевод моей книги, снабженный предисловием, суть которого сводилась к тому, что к моим построениям на тему о внешних воздействиях на Китай следует относиться с осторожностью и недоверием. Я был в тот момент в командировке в Китае и пытался оправдаться в журнале «Каогу» хотя бы тем, что никто в Китае до сих пор не в состоянии объяснить, как и когда шанские правители познакомились с одомашненными вне Китая лошадьми, запряженными в боевую колесницу, сделанную до мелочей по ближневосточно-индоевропейской модели. Но никто не захотел разговаривать со мной на эту «скользкую» тему, а журнал печатать статью отказался. . Щадя эти чувства, с некоторой легкостью относились к упомянутой проблеме и западные синологи, о чем свидетельствует дискуссия на поднятую мною [18] тему внешних воздействий на конференции в Беркли в 1978 г. (куда меня даже не потрудились пригласить). Материалы конференции были отражены в первых номерах журнала «Early China» и в сборнике статей «The Origins of Chinese Civilization», опубликованном по свежим следам этой дискуссии Д.Китли [209]. В этом сборнике К.Йеттмар с чужих слов решительно осудил меня за попытки «находить западные элементы в составе китайского неолита» [209, с. 222].

Надо сказать, что мои оппоненты в своем благородном порыве «очистить» истоки китайской цивилизации от всего некитайского были заведомо неправы. Они просто не хотели обратить внимание на все то, что было сделано наукой, обнаружившей бесспорные влияния и заимствования (см., например, [162; 222; 149]), видимо, наивно полагая, что подобного рода исследования устарели, особенно в свете новых открытий китайской археологии. Конечно, археологи немало сделали для пересмотра устаревших представлений о китайской древности. Но отнюдь не всех. И об этом уже шла речь в первом томе — достаточно еще раз напомнить о запряженной одомашненными вне Китая лошадьми боевой колеснице индоевропейского типа в аньянских царских гробницах [24, с. 149 и сл.]. Можно добавить к этому факты календарно-астрономического тождества между западноазиатскими (вавилонскими) расчетами и шанскими нормативными исчислениями, связанными с жертвоприношениями [20] 20 Писавший об этом К.Ябуути [249, с. 91 и сл.] полагал, что это тождество могло быть результатом как влияний, так и параллельного развития. Но сам факт существования так называемых Метоновых циклов (семь вставных месяцев за 19 лет) в шанском Китае бесспорен и свидетельствует (вкупе с многим остальным) скорее о влияниях, нежели об упорной работе самих шанцев в этом направлении, о которой нет явных свидетельств. . Но все это долго не замечалось, а отношение к проблеме культурных заимствований в 70-х годах было достаточно негативным, причем и в китайской, и в западной, и в отечественной синологии. Здесь царило трогательное единство мнений.

К моему глубокому удовлетворению, за прошедшие с тех пор более двадцати лет ситуация изменилась. Сначала в 1980 г. в журнале «Early China» (№ 15) появилась интереснейшая статья В.Мэра, суть которой сводилась к тому, что ирано-зороастрийское влияние в сфере духовной (речь о магах и обозначавшем их китайском термине) и индоевропейское в том, что касается боевой колесницы с одомашненными на Ближнем Востоке лошадьми, могут быть прослежены в Китае с аньянского времени [217]. В доказательство Мэр опубликовал несколько изображений лиц кавказоидного расового облика из числа найденных в Китае в результате раскопок [217, с. 29, 32]. У меня никогда не было сомнений в том, что колесница с лошадьми появилась в шанском Китае извне, но вот проблема иранских магов меня несколько смущает. По-моему, появись они в то далекое время, многое в системе ранних религиозных представлений шанско-чжоуского Китая выглядело бы иначе — если эти маги, разумеется, были подлинно зороастрийскими, а не их отдаленными и гораздо более примитивными во всех отношениях предшественниками, напоминавшими обычных шаманов, чего Мэр почему-то не допускает [217, с. 35 и др.] [21] 21 Как бы испугавшись своей смелости и, видимо, не забыв о дискуссии в Беркли, В.Мэр в этой же статье вроде бы извинился за свои выводы и в противовес им стал настаивать на том, что влияние шло и в противоположном направлении, что, в частности, китайский шелк был известен Европе чуть ли не в те же отдаленные времена (в XVI в. до н. э. [217, с. 44]), что, на мой взгляд, крайне сомнительно. .