Леонид Васильев - Древний Китай. Том 3 - Период Чжаньго (V—III вв. до н.э.)

Понимая это, Шан Ян провел реорганизацию системы административно-территориального деления Цинь, в результате чего из-под ног знати была выбита главная ее опора— наследственные земельные владения. Их осталось, насколько можно судить, крайне немного, да и размеры их были невелики. Владение Шан, полученное Яном, состояло всего из 15 поселений. Вся остальная территория огромного царства была поделена на несколько десятков уездов, возглавлявшихся сменяемыми и оплачивавшимися казной чиновниками. Неважно, были они родом из высшей знати или нет, они больше не являлись наследственными владетелями феодального типа. Однако в глазах реформатора они представляли собой самую могущественную часть народа, который следовало ослабить во имя усиления государства.

Расчленив крестьянские семейно-клановые группы, лишив подавляющее большинство аристократов наследственных владений, ошельмовав интеллектуалов из числа прежде всего конфуцианцев- жу-цзя , его главных идейных противников, и припугнув городское население, ремесленников и торговцев, строгими санкциями, вэйский Ян добился того, что государство как всемогущий аппарат власти вышло на передний план. Он подвел под него мощный силовой фундамент — хорошо организованную армию, представители которой, включая и командный состав из аристократов, пользовались льготами, получали ранги и должности с хорошим материальным обеспечением за воинские успехи и личные заслуги в бою.

Главное, чего добивался Шан Ян, — это создание сильной армии. Воинские заслуги, за которые командиры, включая и представителей знати, получали награды и должности, ранги и определенное количество налоговых сборов (с поселений в 300–600 земледельцев [192] ), не укрепляли позиции военачальников. Дело в том, что награды и пожалования такого рода можно считать лишь условными, т. е. временными, служебными кормлениями. Кроме того, любой промах в бою автоматически лишал командира всех его рангов и связанных с ним льгот, привилегий и доходов.

Шан Ян позаботился и о том, чтобы шедшие на смену аристократии казенные чиновники, которые составляли теперь костяк аппарата власти, не имели слишком большой силы. Именно для этого их обязывали строго следить друг за другом, не вступать между собой в приятельские отношения и не медлить с доносом в случае нарушения кем-либо из них закона [Шан-цзюнь шу, с. 40–41]. Естественно, что каждый чиновник в таких обстоятельствах не ощущал себя уверенно и не мог побороть страх перед завтрашним днем.

Как видим, главный принцип реформатора по отношению ко всем слоям населения заключался в политике ограничения имущественного положения населения, чтобы не было ни богатых, ни бедных [193] . И народ, и знать, и чиновников, как о том уже упоминалось, следует усреднить [194] . Что касается чиновников, то их способности и тем более ум не были нужны— нужны были беспрекословное послушание и исполнительность. Аристократы были лишены независимых от правителя владений, равно как и привилегий, получая лишь то, что давалось за заслуги в войнах (а в случае неудач с легкостью отбиралось). Если говорить об основной массе населения, то по отношению к ремесленникам и торговцам все было ясным: их Шан Ян едва терпел, и каждый из них мог в любую минуту все потерять. К земледельцам отношение было иным. Но и здесь богатые были нежелательны. Разбогатевшим предлагалось купить ранг за весьма большое количество зерна. «Если у людей есть излишки зерна, побудите их сдать зерно за ранг или должность; если ранг или должность окажется возможным приобрести за счет усилий [земледельца], крестьяне будут стараться»— сказано в главе 13 [Шан-цзюнь шу, с. 23]. Отказ от излишков в пользу казны компенсировался, таким образом, некоторым повышением социального статуса, что было престижным, но не влекло за собой стабильности, ибо каждый последующий неверный шаг мог повлечь за собой лишение всего уже достигнутого.

Все эти новации, шедшие вразрез с привычными нормами и традициями, не могли идти легко. В стране назревал внутренний протест, что хорошо понимал реформатор. Нужна была сила, которая одолела бы возможные проявления активного протеста. Об армии в этой связи уже упоминалось, но это была сила внешняя, направленная прежде всего на завоевания. А что касается устойчивости власти внутри страны, особенно перед лицом усиливавшегося недовольства всех слоев населения, то ее мог обеспечить только закон.

Понятием «закон» испещрена книга Шан Яна, о нем говорится чуть ли не в каждой ее главе, с повторами и дополнительными аргументами и разъяснениями. Создается впечатление, что под этим термином имелись в виду не только исходившие от власти указы и жесткие регламенты, но и мощная пенитенциарная система, созданная для придания веса всем этим правительственным распоряжениям. Об этой системе эксплицитно нигде не сказано. Но она должна была существовать, без нее обойтись было невозможно. Показательно, что Шан Ян (да и описывавший его реформы Сыма Цянь) нигде ни разу не упомянул о существовании какого-либо уложения о наказаниях, тем более о судебной процедуре, о чем-то вроде справедливого разбирательства вины или права обвиненного на защиту. Однако в рамках протототалитаризма протосоциалистического толка все обычно решается сразу и без колебаний. Виновен, обвинен, пал жертвой доноса— и с тобой покончено. Нам ничего не известно о том, какие процедуры существовали для этого в реформированном Шан Яном царстве Цинь, но что таковые были, сомнений нет. Суровые законы существовали, и без них, включая обилие жестких наказаний, в том числе показательных казней, реформатор обойтись явно не мог. Иначе он просто не достиг бы своих целей. Поэтому в понятие «закон», по Шан Яну, безусловно, входил мощный, разветвленный, всезнающий и внушающий страх репрессивный аппарат. Этот пенитенциарный аппарат должен был обеспечивать эффективность законодательных распоряжений и запретов, в противном случае все они ничего бы не стоили и никто с ними не стал бы считаться.