Евгений Примаков - Очерки истории российской внешней разведки. Том 2

— Господин Луцкий! Какими судьбами? Я вижу, вы перекрасились в другой цвет. Ну совсем как редиска: сверху красненький, внутри беленький! Что случилось?

— Да ничего, — уклончиво ответил Луцкий. — Цвета я не менял, как был военным, так и остался.

— А тут об этом знают? — и торгаш глазами повел на здание штаба.

— Думаю, что нет, если вы не восполните этот пробел…

— Что вы, что вы, господин Луцкий! Как вы можете обо мне такое подумать?..

…Алексея Николаевича арестовали буквально через час. И смерть снова нависла над его головой. Никакие уловки уже не могли спасти чекиста-разведчика. Единственная надежда — побег! Но он не состоялся. Учитывая особое положение опасного узника, Луцкого решено было незамедлительно перевести в харбинскую тюрьму для последующего суда и расправы.

Однако в Харбине дули уже совсем другие политические ветры. Город бурлил, назревало народное восстание. 31 января 1920 г. рабочие Харбина устроили демонстрацию и потребовали освобождения всех политических заключенных. Требование было удовлетворено, но Луцкий и еще шесть его сокамерников остались за решеткой. Администрация тюрьмы намеревалась тогда переправить «семерку» в Читу на расправу к атаману Семенову.

Не вышло. Китайский конвой, стороживший тюрьму, взбунтовался и освободил семерку смертников. А буквально через пару дней А.Н. Луцкий уже был во Владивостоке. Временное правительство Приморья, сочувствовавшее большевикам, предложило ему пост в так называемом военном совете, и он стал заниматься вопросами разведки и контрразведки. Дело пошло.

«Уже на десятый день своей работы в Совете, — писал в воспоминаниях о А.Н. Луцком его коллега М.М. Никифоров, — я встретил Алексея Николаевича, который шел с оперативной встречи с японским планшетом в руках. В нем было несколько секретных распоряжений и приказов главнокомандующего японскими оккупационными войсками на Дальнем Востоке. И поскольку все документы были на японском языке, Алексей Николаевич с явным удовольствием сам перевел их содержание на русский, вызвав при этом неподдельное изумление всего оперативного состава Совета».

Но «буря» все-таки настигла его. В ночь на 5 апреля 1920 г. японские солдаты внезапно окружили все правительственные учреждения Владивостока и, ворвавшись в Военный Совет, арестовали находившихся в здании А.Н. Луцкого, С.Г. Лазо и В.М. Сибирцева. Арестованных утром бросили в камеру пыток японской военной контрразведки. Оккупанты прекрасно знали, с кем имеют дело и чего хотят добиться от них. Допрос следовал за допросом, и так продолжалось больше месяца. Протоколы допросов нам не известны. Возможно, они хранятся в японских военных архивах тех лет. Но вряд ли стоит искать там другой документ — свидетельство о последних минутах жизни трех мужественных людей. Убийцы не любят документировать свои преступления. Сергей Лазо, Всеволод Сибирцев и Алексей Луцкий после избиений и пыток в японском застенке были наспех вывезены из Владивостока и в мае 1920 года погибли мученической смертью в городе Уссурийске.

Полвека спустя на месте их казни был сооружен памятник. На бронзовой доске, укрепленной на паровозе-монументе, слова: «В топке этого паровоза в мае 1920 года белогвардейцами и японскими интервентами были сожжены пламенные революционеры — борцы за советскую власть на Дальнем Востоке: Сергей Лазо, Всеволод Сибирцев и Алексей Луцкий».

Приказ о создании внешней разведки был подписан. Найдено помещение, определен персональный состав и выделен скудный бюджет. Труднее обстояло дело с руководителями. В идеи Октябрьской революции беззаветно верили многие; они же готовы были защищать ее до последней капли крови. Но этого было недостаточно. На должность руководителя отдела требовался человек не от станка, не от сохи, и даже не с университетской кафедры. Он должен был иметь достаточно широкий политический кругозор, знать иностранные языки, обладать искусством привлекать к себе людей и уметь их организовать, владеть секретами нелегальной работы. В те декабрьские дни 1920 года найти таких людей было не просто, и Дзержинский уделял вопросу их подбора первостепенное внимание.

Первые начальники ИНО ВЧК, одобренные Ф.Э. Дзержинским, не были профессионалами. Это были партийные интеллигенты, имевшие опыт подпольной работы и пришедшие в ВЧК но решению ЦК партии большевиков. Они с успехом могли бы возглавить армейское подразделение, промышленный концерн или дипломатическое ведомство. Но разгромить или значительно ослабить внутреннюю и внешнюю контрреволюцию, прорвать кольцо экономической и политической блокады молодой Советской республики, вести бескомпромиссную борьбу со спецслужбами Антанты им было очень сложно. И тем не менее, обстоятельства требовали этого, и первые руководители советской внешней разведки справились с порученным им делом. О том, кто были эти люди, — наш рассказ.