Николай Лузан - СМЕРШ. Без легенд и мифов

И здесь профессиональный опыт и интуиция подсказывали Федорову, что за этими строчками из дневника могла таиться страшная для Бойе правда. Он продолжил допрос. Но полковник полностью отвергал все подозрения и категорически отрицал свою причастность к тем преступлениям, что бесстрастно запечатлел объектив фотоаппарата.

На следующий день все повторилось — Бойе стоял на своем. И Федорову, у которого в условиях постоянно меняющейся обстановки на фронте не было достаточно оперативных и иных возможностей организовать его глубокую разработку, ничего другого не оставалось, как отправить подозрительного полковника в армейский сборно-пересылочный пункт проверки.

Там Бойе тоже долго не задержался. Косвенные улики, фотографии в руках армейских особистов и на этот раз не сработали. Оперативная разработка также ничего не дала. Он крепко держал язык за зубами и мало распространялся о своей службе и боях, в которых участвовал 134-й пехотный полк. За те несколько недель, что Бойе находился на фильтрационном пункте, оперативники и следователь так и не смогли вывести его на чистую воду. Свидетелей военных преступлений, в совершении которых он подозревался, за все это время в числе пленных не оказалось.

По завершении предварительной проверки Бойе отправили с очередным этапом в глубокий тыл.

Конечным пунктом назначения для него стал красногорский спецлагерь, затерявшийся в густых марийских лесах. В нем содержались пленные офицеры и генералы вермахта. Чистый барак с отдельной комнатой, где жил Бойе с тремя старшими офицерами, сносная пища и работа по желанию в столярных мастерских или на заготовке леса ничего общего не имели с теми страшными рассказами об ужасах советских лагерей, о которых трубила геббельсовская пропаганда. Для Бойе и сотен других военнопленных потянулись дни, похожие один на другой. Монотонное течение лагерной жизни время от времени нарушали скупые новости о положении на фронтах, приходившие в лагерь с очередной партией пленных, или суд над разоблаченным военным преступником. Это местная контрразведка не дремала и упорно копала под тех, кто засветился на связях с гитлеровскими спецслужбами, на участии в карательных операциях против партизан и в зверствах над местным населением и советскими военнопленными.

По мере того как части Красной армии все дальше продвигались на запад, судебные процессы над военными преступниками происходили все чаще и чаще. На освобожденных от оккупантов территориях заговорили мертвые и уцелевшие после карательных расправ свидетели их злодеяний.

Бойе по-прежнему оставался крепким орешком для контрразведчиков. Месяц шел за месяцем, а его дневник продолжал оставаться для них неразгаданной загадкой. Сам он не горел желанием раскрывать ее перед ними и продолжал валить все на оберлейтенанта Эверста из отдела пропаганды 44-й пехотной дивизии, под диктовку которого, по словам Бойе, он писал эту «пропагандистскую агитку». Ничего не дали и настойчивые поиски его сослуживцев по другим лагерям военнопленных. А те немногие, что нашлись, предпочитали не распространяться о своей службе в 134-м пехотном полку. Но контрразведчики не теряли надежды и продолжали оперативную разработку Бойе. В конце концов их терпение было вознаграждено.

26 сентября к ним поступили агентурные данные, косвенно указывавшие на то, что именно Бойе мог быть причастен к тем преступлениям, которые запечатлел объектив фотоаппарата. Накануне во время беседы в узком кругу он проговорился, что с 1936 по 1938 г. служил командиром батальона СС в Гамбурге. Позже, когда в лагерь просочились слухи о временных победах фашистов в Крыму, Бойе с нескрываемой радостью заявил своим собеседникам: «С этим сбродом вскоре будет покончено! Нельзя терять веру в себя и Германию!»

Спустя несколько дней контрразведчики получили еще одну важную оперативную информацию. Она придала новый импульс разработке Бойе. Агент сообщил, что старший оперуполномоченный капитан Сергей Савельев и начальник отдела подполковник Федор Пузырев рассчитывали давно услышать: «Полковник Бойе очень опасается истории со своей «книжкой». Это лишний раз убедило их в том, что они ведут работу в правильном направлении.

Теперь основные свои усилия оперативники и следователь сосредоточили на поиске свидетелей преступлений, совершенных Бойе. Прошло еще некоторое время, и их упорство было вознаграждено. В лагерях для военнопленных № 27 и № 171 нашлись бывшие его сослуживцы: командир 1-го батальона майор Поль Эбергард и унтер-офицер из 2-го артдивизиона Пауль Сухич. Их подвергли перекрестному допросу. Спасая себя, они недолго упирались и покрывать преступления бывшего командира ни тот, ни другой не стали.