Игорь Морозов - Феномен куклы в традиционной и современной культуре. Кросскультурное исследование идеологии антропоморфизма

Использование кукол и кукольных образов в социальном проектировании и конструировании, а также в современных политических технологиях и маркетинговой политике позволяет сделать вывод, что в XXI веке кукла во всех своих ипостасях обретает новую жизнь. Тот факт, что в эпоху компьютерных технологий, невиданных доселе возможностей средств массовой информации, 3D кино и мобильного Интернета этот архаичный с виду предмет не только не отброшен нами в сторону, но и получает новые осмысления и новую жизнь в культуре, дает основания полагать, что наши рассуждения о существовании особого феномена куклы имеют под собой веские основания.

Конечно, игровые куклы будут продолжать изменяться в соответствии с требованиями времени. Вероятно, весомый вклад в их будущий облик внесут и художественные и авторские куклы, и новейшие технологии, позволяющие уже сегодня создавать миниатюрных кукол-роботов. Наверно, кукла будущего будет столь же мало похожа на наши современные образцы, как современные куклы Барби – на куклы танзанийских девочек. Но одно несомненно – она сохранит свое главное отличительное свойство: подобие ее Создателю, человеку.

Двадцать лет назад, приступая к работе над темой «Кукла в культуре», мы не ставили перед собой никаких грандиозных задач. Тем более что первоначально речь шла только о фактах русской традиционной культуры и славянских параллелях к ним. Да и сам предмет исследования вызывал скорее недоумение и улыбки у моих коллег, чем понимание и сочувствие. Не только потому, что все были убеждены: «мальчики в куклы не играют», но и в силу «незначительности» и «вторичности» самой проблемы. Если бы кому-то в Советском Союзе пришло в голову заняться проблемой куклы еще в 1960-70-е годы, то у него было бы очень мало шансов на успех. Ведь когда речь заходила об игре и игрушках, особенно о социокультурных и философских аспектах их функционирования, вступала в действие советская идеологическая цензура. В марксистско-ленинской философии не было понятия «игра», а идеи «игрового социального программирования» или «куклотерапии» представлялись «идеологически вредными» и даже опасными. Столь чувствительное отношение к игре вполне понятно, ведь феномен игры тесно связан с идеями развития, разрушения устоявшихся стереотипов и творчества, то есть создания новых социальных и культурных форм и идей. В идеологически зашоренном обществе, опасающемся перемен, игра, несомненно, явление неуместное и вредное. Что касается куклы, то важную роль играло не только то, что это предмет для игры (а детям играть нужно «правильными» игрушками, что было установлено еще в эпоху становления советского строя). Обсуждение в научном и в художественном дискурсе кукольной проблематики в 1920-30-е годы выявило очень опасные для советской идеологии темы «кумиров и идолов», «кукловодов» – тиранов и «бунта кукол». Именно поэтому в послевоенный период тема куклы была задвинута на задворки советской педагогики. В 1940-70-е годы о ней написано совсем немного специальных работ, да и те посвящены исключительно ее использованию в детских играх или в музейном пространстве. Немногочисленны и этнографические работы, затрагивающие кукольную проблематику, поскольку обращение к этой теме не позволяло сделать масштабных обобщений. Советская наука предпочитала глобальные темы и глобальные проекты, так же как в реальной жизни советского общества куда важнее была проблема «поворота вспять северных рек», чем насущная необходимость обустройства повседневной жизни обычных граждан. «Единичный» гражданин со своими проблемами и заботами, равно как и исследование индивидуальности и личности, не были на первом плане грандиозных социальных преобразований.

В 1990-е годы приоритеты отечественной науки во многом изменились, и проблематика куклы и игры получила право на существование и обсуждение. Об этом свидетельствует невиданный по сравнению с предшествующим периодом рост исследований и публикаций за последние двадцать лет. И все же и в 2000-е годы нам постоянно приходится сталкиваться с ироническим и скептическим отношением к нашей работе по этим темам. Кому-то они по-прежнему кажутся «несущественными» или «несерьезными», а кто-то, может быть, напротив, осознает, что, углубляясь в эту проблематику, мы слишком приближаемся к самым сокровенным тайнам человеческого «Я», на которых во многом строится вся современная система управления социальными структурами и манипуляции общественным сознанием. Выводя наружу «невидимые нити кукловода», неявные для широкой публики способы формирования убеждений и предпочтений, мы волей-неволей вторгаемся в сферу «массового подсознательного» и вскрываем механизмы латентного воздействия на поведение и умонастроения при помощи «конвеерных» и индивидуализированных игровых предметов. Технологии такого рода использовались всегда, но их истинная направленность не представляла тайны только для избранных. Поэтому за скепсисом и ироническим «снижением» значимости темы иногда, возможно, скрывается принципиальное нежелание публичного обсуждения этой проблематики. Приходится признать и тот факт, что в нашей стране по-прежнему в центре внимания находятся глобальные проекты общественного переустройства. Конкретный «маленький человек» с его «ничтожными» «кукольными» проблемами как и прежде находится за пределами внимания как политической элиты, так и «мейнстрима» научной жизни.