Петр Третьяков: У истоков древнерусской народности

Подобных примеров можно привести немало. Они говорят о необходимости постоянно корректировать показания лингвистики с помощью данных, добытых при изучении других источников. В неменьшей мере это относится к выводам, сделанным по известиям древних или средневековых авторов и тем более по археологическим данным, нередко еще более лоскутным и изобилующим лакунами, чем письменные свидетельства, относящиеся к эпохе сложения народностей.

Наука знает случаи комплексного использования различных источников при решении вопросов древней и средневековой истории. Наиболее ярким примером среди них являются труды выдающегося чешского славяноведа начала нашего века Л. Нидерле, уделявшего значительное внимание восточнославянской и древнерусской тематике. [8] L. Niеdеrlе. Slovanske starozitnosti. Praha, I, 1902; II, 1906; III, 1912. Если слависты-филологи, как уже указано, нередко согласовывали свои выводы с историческими свидетельствами, то Л. Нидерле широко использовал, помимо этого, также археологические, антропологические и этнографические данные. Комплексное их исследование привело Л. Нидерле к ряду объективных решений. По полноте охвата источников его труды не имеют себе равных. По тому же пути, привлекая различные данные, шел польский славист Т. Лер-Сплавинский. Но его исследования по сравнению с трудами Л. Нидерле ограничивались более узкой тематикой — вопросами происхождения славян и историей польских языка и народности. [9] T. Lehr-Splawinski. О pochodzeniu i praojczyznie slowian. Poznan, 1946.

Нужно, однако, иметь в виду, что комплексные исследования, подобные трудам Л. Нидерле, в настоящее время и тем более в будущем вряд ли возможны. Если объем исторических (письменных) свидетельств о древних славянах и Руси за последние 50 лет существенно не изменился, то количество информации, которой располагают лингвистика, археология, антропология, увеличилось в десятки раз. Методика изучения лингвистических, археологических, антропологических данных значительно усложнилась. В результате всего этого вопрос о взаимном корректировании выводов, полученных на основании исследования разных источников, решается сейчас иначе, чем во времена Л. Нидерле, — не столько посредством комплексного изучения различных источников, сколько путем учета и согласования выводов, полученных в итоге специальных исследований.

Как уже указывалось, процесс образования древнерусской народности в своей значительной части протекал за нижней хронологической границей исторических познаний авторов русской летописи. Сведения, сообщаемые ими о расселении славян по Восточно-Европейской равнине, представляют собой не более чем отголосок давно забытых преданий. Среди сообщений о славянах и русах, принадлежавших восточным и другим древним авторам, также отсутствуют какие-либо определенные данные, освещающие ход сложения древнерусской народности в I тыс. н. э. Основная историческая канва этого времени, хронологические и территориальные вехи в жизни восточных славян прослеживаются преимущественно по археологическим данным. При этом следует указать, что по мере накопления археологических материалов, особенно за последнее время, выводы, из них вытекающие, все более и более согласовываются с соображениями, высказанными лингвистами.

Еще совсем недавно, в конце 40—начале 50-х годов, наиболее ранними бесспорно славяно-русскими древностями, исследованными археологами, были курганы и остатки поселений IX–X вв. Восточнославянские древности предшествовавших столетий оставались почти неизвестными; они не были отделены от восточнобалтийских и других древностей. История восточных славян в I тыс. н. э., основывающаяся на археологических данных, представляла собой область мало обоснованных гипотез, нередко исключавших одна другую.

В ходе археологических исследований, проведенных в послевоенные десятилетия в Среднем Поднепровье, поречье Южного Буга и бассейне Днестра, были отысканы и исследованы многочисленные и не вызывающие никаких сомнений славянские древности второй половины I тыс. н. э. — места поселений и могильники. Их изучение позволило определить некоторые известные ранее находки, прежде всего богатые среднеднепровские клады V–VIII вв. Соображения (гипотезы) о более ранних периодах в жизни восточных славян в результате этих исследований приобрели значительно большую конкретность и определенность.

В области Верхнего Поднепровья и по его периферии подверглись исследованию многочисленные поселения и городища восточных балтов I тыс. до н. э. и I тыс. н. э. В итоге открылась перспектива изучения балто-славянских отношений и их главного результата в области Поднепровья — ассимиляции восточных бал-тов, слияния их со славянами в ходе образования известных по летописи древнерусских группировок. В связи с этим выявилось кое-что новое и в древней истории финно-угорских племен Волго-Oкскогo междуречья, восточных соседей днепровских балтов.