Леонид Беловинский - Жизнь русского обывателя. От дворца до острога

Убранство всех наших парадных комнат носило французский характер. Меблировал их месье Паскаль – известный в Москве драпировщик. Бронза во всех комнатах была выписана матерью из Парижа (через магазин Шнейдера на Кузнецком мосту). В каждой комнате был свой стиль. Предметы из одной комнаты не переносились в другую. Каждая мелочь всю жизнь стояла на своем месте. Во всех комнатах в углу висели небольшие иконы в изящных окладах.

За этим будуаром – две небольшие комнаты, спальни моих родителей. Затем проходная комната, из которой несколько ступеней вели вниз в пристройку: столовую и классную. Из нее через буфет лестница наверх в детскую и лестница вниз в первый этаж, где в небольших и низких комнатах размещались старшие братья и сестры со своими гувернантками.

Меблировка в этих комнатах везде была одинаковая: кровать, покрытая белым пикейным покрывалом, перед кроватью коврик. Мраморный умывальник, в который наливалась вода сверху, она текла в таз при нажимании педали. Шкафик для белья. Письменный стол и этажерка для книг…

Эти три этажа соединялись между собой узкими лестницами полированного дерева…

В самом низу, в полуподвальном этаже, были людская и комнаты для прислуги. Комнаты горничной, портнихи и экономки мало отличались от комнат моих сестер. На окнах белые занавески, та же кровать, только без пружинного матраца, покрытая белым пикейным одеялом, гора подушек, вместо шкафа – сундучки, у каждой свой; иконы с венками из бумажных цветов. На стенах олеографии, фотографии в дешевых рамочках.

И во всем доме, во всех углах его ни соринки, ни пылинки, всюду порядок и чистота, за которыми следила моя мать.

И были все эти три этажа отдельными царствами, мало соприкасавшимися между собой. В них царила моя мать, управляя жизнью каждого из нас с одинаковой бдительностью и строгостью» (6; 29–30).

Похожа на этот, поставленный на барскую ногу дом, обширная квартира другого богатого купца, Харузина; правда, семейная обстановка и отношения с прислугой попроще, на купеческий лад: «Мы переселились на Большую Ордынку, в дом Синицына… Вход был со двора, мощенного булыжником, с дорожкой из плитняка, ведущей от калитки при железных с фигурной решеткой воротах к главному подъезду самого владельца. Наш подъезд был крыт двухскатной пологой железной крышей… Со двора надо было ступить по невысоким ступенькам на мощные гранитные плиты подъезда… Стоило дернуть медный звонок… и уже слышны были торопливые шаги сбегавшей вниз по лестнице горничной. Внизу была небольшая прихожая, но холодная, и раздевались поэтому наверху, в большой передней. Лестница, выкрашенная в желтую масляную краску, с перилами из балясин, выкрашенных в белый цвет, широкая и пологая, делала красивый поворот.

С лестницы в дверь входили в переднюю, оклеенную желтыми, под ясень, обоями, с ясеневой же тяжелой мебелью – диваном и несколькими стульями, с зеркалом в ясеневой раме с подстольем в простенке между двумя окнами, уставленными зелеными растениями. Из передней одна дверь вела в две следующие друг за другом небольшие узкие комнаты (одну из них занимала сестра моя Лена с гувернанткой, другую – тетя наша Александра Ивановна)… Другая дверь в передней вела в комнату, называвшуюся «приемной», в сущности почти всегда остававшуюся пустой, но которой нельзя было дать другого назначения потому, что она была проходной, связывавшей залу и гостиную. В этой комнате мебель была обита кретоном…

Зала была, как говорили тогда, «барская» – большая, в четыре окна с долевой стороны и в три окна с поперечной. Стены белые, «под мрамор», широкие подоконники, паркет – превосходной мозаичной работы с красивым рисунком. Маминым вкусом сюда были внесены: бронзовая изящная люстра, два относящихся к ней канделябра на подстольях двух узких и длинных зеркал, занимавших простенки между окнами долевой стороны, бронзовые же бра в несколько свечей на стенах, массивный ореховый стол, раздвигавшийся на две половины, которые стояли обыкновенно у двух противоположных стен и сдвигались посреди залы под люстрой для чайного и обеденного стола, когда бывали приемы, ореховые же стулья по стенам со сквозными спинками и камышовым переплетом на сиденье, рояль и горка для нот в углу и растения на окнах (из них помню кактусы… хибискус – его называли «китайским розаном», олеандры, илекс, восковое дерево)…

Комнаты тети и сестры Лены примыкали к долевой стене залы. В Лениной комнате мое внимание привлекали только два предмета. Это была, во-первых, висевшая над кроватью сестры тетина икона Казанской Божьей Матери… Другой предмет – письменный стол… характерный для 60-х годов: ореховый полированный, на изящно изогнутых и крепких ножках, с зеркалом против сидящего за столом, с красивыми полочками по обеим сторонам зеркала…