Чарльз Элмс - Пираты. Рассказы о знаменитых разбойниках

Четверг, 24-е. В это утро мы подкрепились, выпив немного кофе, сваренного на воде, которая показалась нам не такой соленой, и, съев два или три маленьких хлебца, мы решили еще раз посетить отмели, надеясь найти что-нибудь, из чего можно было бы построить плот, который помог бы нам уплыть отсюда и спастись от смерти. Семеро из нас перешли вброд отмель и обыскали все близлежащие островки. На одном мы обнаружили несколько поддонов под сахарные упаковки, две крепежные планки и несколько кусков рангоутного дерева, находившегося когда-то на «Усилии». Эти куски пираты выбросили за борт, когда судно село на мель на банке, о чем я уже писал в первой части своего рассказа. Они, похоже, проплыли пятнадцать миль, пока не застряли на отмелях, до которых мы сумели добраться. Если бы пираты знали об этом, они наверняка высадили бы нас где-нибудь в другом месте. Они, без сомнения, думали, что хуже этого островка ничего нет. Ветер, дувший в сторону суши в этом месте, был так силен, что не позволил нам перенести наши находки на остров, и мы вынуждены были перетаскивать их по пляжу. После этого мы принялись копать колодец в самом высоком месте, но вода оказалась такой же соленой, как и везде. Вечером мы вернулись в наше жилище, но муки голода и жажда все усиливались, и утешений у нас было так же мало, как и надежд.

Пятница, 25-е. Мы вновь подошли к отмелям с наветренной стороны, чтобы перенести найденные вчера вещи на наш остров, поскольку это было самое удобное место для строительных работ. Однако прибой на пляже оказался таким сильным, что нам опять пришлось отложить все дела. Тем не менее мужество нас не оставило, поскольку у нас появилась надежда выжить. Возвращаясь налегке, мы нашли верхнюю часть мачты какого-то судна. В ней осталось несколько гвоздей, которые нам потом очень пригодились. В дупле старого дерева мы нашли двух маленьких зверьков, самца и самочку, но поймать нам удалось только одного. Мы содрали с него шкурку и решили, что он весит фунта полтора. С мукой и салом (это все, что у нас оставалось, кроме соленой воды) получился неплохой ужин. Мы решили, что это редкое блюдо, хоть и слишком скудное для одиннадцати полуголодных людей. Как раз в это время в море вдалеке появилось небольшое судно. Мы соорудили импровизированный флаг из одеяла, прибитого к шесту, и прикрепили его к верхушке самого высокого дерева. Некоторые сняли с себя белые рубашки и стали махать ими в воздухе, надеясь, что нас увидят. Если это пираты, они всего лишь убьют нас, а может, дадут немного воды, без которой мы начали сильно страдать, но, несмотря на все наши усилия, на судне нас не заметили.

Суббота, 26-е. Этот день начался умеренным ветром и спокойным морем. Во время отлива мы нашли несколько моллюсков, сварили их и съели, отчего у нас разболелись животы. Дэвид Уоррен стал задыхаться, и у него вздулся живот, но вскоре ему стало лучше, и он сказал: «Что-то похожее на соль подступило к моему горлу и стало его душить». Потом большинство из нас отправились на островки, где из дощечек и поддонов мы соорудили плот, уселись на него и, гребя кусками досок, добрались до нашего острова. Здесь мы стали совещаться, что нам строить – плот, достаточно большой для всех нас, или лодку. Но в поддонах сохранилось по три-четыре гвоздя в каждом, кроме того, у нас имелся кусок ствола бамбука, из которого можно было делать шпильки, и мы решили строить лодку.

Воскресенье, 27-е. Мы начали нашу работу, за которую нам не надо извиняться. Мы взяли две доски длиной четырнадцать футов и шириной два с половиной фута и скрепили их вместе – получилось днище лодки. Затем с помощью лекала из коры пальметто вырезали из мангровых деревьев шпангоуты и колена, которые позволили сделать верх лодки шириной в четыре фута. Мы установили шпангоуты на расстоянии, равном ширине ящика из-под гаванских сигар. Корма лодки была квадратной, а скулы сходились под острым углом, так что она была похожа на утюг. Мы успели сделать довольно много, перед тем как вернуться к себе на ночевку, но мистер Брэкет почувствовал себя так плохо, что почти не спал в эту ночь.

Понедельник, 28-е. Мы продолжили работу в большой спешке. У некоторых испанцев были с собой ножи, которые очень пригодились при подгонке шпангоутов. А буравчик, который я случайно нашел на пиратском судне, позволил нам использовать деревянные шпильки. Мы немного воспрянули духом, хотя мысли о воде, воде не выходили у нас из головы. Теперь мы боялись, как бы пираты не вернулись и, узнав о наших планах, не убили нас (хотя до этого мы ждали их возвращения, надеясь, что они привезут с собой воду). Наш труд был очень тяжелым, и испанцы постоянно брюзжали, хотя часто говорили мне: «Не унывай, капитан, американа или испаньола поймает их, и мы поедем и увидим, как их повесят». Закончив работу, мы испекли несколько хлебцев и поняли, что наш рацион, и без того скудный, придется еще сократить. На наветренной стороне отмели мы нашли кое-какие травы, которые испанцы называли испанским чаем. Сварили их. Мы нашли их довольно приятыми на вкус, хотя вода была очень соленой. Эта трава напоминала мяту болотную по виду и вкусу, хотя и не была такой пикантной. Вечером, когда мы сидели вокруг костра, спасаясь от москитов, я увидел в глазах Дэвида Уоррена какой-то стеклянный блеск. Старший помощник сказал ему: «Дэвид, я думаю, что ты к утру умрешь, я вижу на тебе печать смерти». Мне тоже так показалось, и я сказал Дэвиду: «Я думаю, что, скорей всего, мы все скоро умрем, но если кому-то из нас суждено будет выжить, он сможет передать весточку нашим. Если ты хочешь написать своей семье, то сейчас самое время». Он сказал: «У меня есть мать в Сако, откуда я родом, – она дважды вдова, – завтра, если найдется клочок бумаги и карандаш, я ей напишу». Но ему не суждено было увидеть завтрашний день. Ночью у него случился новый приступ удушья, и он вскоре угас без боли и стонов. Ему было всего лишь двадцать шесть лет от роду. Каким тяжелым было для нас зрелище смерти! Нас охватил ужас, ведь смерть коснулась нас своим крылом. Впрочем, многие уже ждали ее как избавления. Что касается меня, то я подумал жене и детях; мне хотелось выжить, если Богу будет угодно это, хоть страшная жажда, голод и истощение почти уничтожили мои самые сокровенные надежды.