Анатолий Грешневиков - Расстрелянный парламент

Добрые люди пустили меня переночевать из близлежащего дома…»

Свидетельствует Ю. Е. Петухов, отец Наташи Петуховой, 19 лет, убитой:

«4-го октября я узнал от друзей Наташи о ее гибели, но где это произошло, они толком не знали. Рано утром 5 октября, еще затемно, я подъехал к горевшему Белому дому со стороны парка. У палатки возле жилого дома лежало несколько расстрелянных молодых ребят без обуви и ремней, а у подъезда дома еще двое. Ощущение трагедии пришло ко мне.

Я подошел к оцеплению очень молодых ребят-танкистов с фотографией моей Наташи, и они сказали мне, что много трупов на стадионе, есть еще в здании и в подвале Белого дома. Я прошел через оцепление и подошел к Горбатому мосту со стороны Белого дома. Подошел офицер и сказал, что много защитников попали в отделения милиции, а некоторых отвезли на Центральный стадион.

В отделении милиции дочери не было. Я вернулся на стадион, и зашел туда со стороны памятника жертвам 1905 года. На стадионе было очень много расстрелянных людей. Часть из них была без обуви и ремней, некоторые раздавлены. Я искал дочь и обошел всех расстрелянных и истерзанных героев.

Я был на опознаниях в моргах Боткинской больницы, Склифа и других, и везде одна и та же скорбная картина – стеллажи расстрелянных молодых людей в 4–5 ярусов.

Все морги, где я был, были переполнены. Больше тысячи погибших.

7-го октября я снова на Петровке 38, но теперь я прошу у дежурных данных по всем погибшим девушкам и женщинам. В этом скорбном перечне моя Наташа была 9-я. По описанию в дежурной части – женщина 45 лет с седыми волосами… В морге я ее сразу узнал. Но то, что я видел, меня потрясло: изувеченное лицо, синяки под глазами, выбитые зубы, пулевое ранение в ногу, очередь из 4-х пуль от плеча и до плеча в грудь и пуля в затылок со следами кольцевого ожога. Одежду Наташи мне не вернули… В прокуратуре, по моей просьбе, меня познакомили с очень странным медзаключением: из четырех пуль в грудь осталось только две, полностью игнорируется наличие порохового ожога, нет следов побоев. Прокуратура отказалась выдать копию медицинского заключения…»

Свидетельствует инженер Н. Мисин:

«Когда на Дом Советов пошли танки, нас, больше сотни безоружных, укрыли в подвале. Потом нас арестовали военные… Они все палили в потолок. Священники упросили их не стрелять.

Услышал голос врача: «Тяжелораненым нужна кровь». Пошел. Получил удар сапогом в лицо: «Куда, тварь?» Сказал, что кровь сдавать… Зашел в туалет. Там аккуратно, штабелем, лежат трупы в «гражданке». Пригляделся: сверху те, кого мы вынесли из подвала. Крови – по щиколотку. Я вышел в коридор… Мне вслед стали стрелять.

Я выполз в вестибюль и лег…»

Свидетельствует депутат России Олег Румянцев:

«Вбегаем… в подъезд, а там та же картина, тотже ад, только другой круг. Омоновцы бьют двух, почему-то раздетых до пояса, мальчишек. Совсем мальчишки, лет по 17, не больше – защитники Белого дома. Одного так ударили автоматом по ребрам, что хруст костей был слышан.

Меня хватают и бьют несколько раз по яйцам.

Я потом неделю кровью мочился… Прикладами нас вытолкали на улицу, во двор. Во дворе действительно стреляли. Непонятно, в кого, но слышны одиночные выстрелы…

Передо мной возник омоновец. Передернул затвор. Представь ситуацию: пьяный человек с автоматом, глаза, в которых нет ничего человеческого, у ног его, чуть сбоку, лежит чей-то труп. «Все, сука, прощайся с жизнью», – сказал он, подходя ко мне. Два раза плюнул мне в лицо, заорал: «Поворачивайся!» Я повернулся к нему спиной. «На колени!» И – очередь над головой.

Я лежал, не было сил встать…

Пока били Фахрутдинова, я встал. И побежал – будь, что будет. В квартиры никто не впускает. Я перебежал в другой подъезд…»

Свидетельствует ополченка (запись Н. Бондаренко):

«Меня и еще одного парня, находящегося уже в совершенно бессознательном состоянии, кинули на асфальт возле входа в отделение. Мы и там лежали долго. Чтобы проверить, живы мы или нет, об нас гасили сигареты. Парню, лежащему рядом со мной, сожгли сигаретой ухо, потому что он упорно не подавал признаков жизни. Потом оказалось, что все-таки жив, только отбиты все внутренние органы».

Свидетельствует Валерий Рогов:

«Расстреливали омоновцы. Убитых оттаскивали к бассейну, метров за двадцать, и сбрасывали туда.

Расстреливали, как ясно теперь, только рядовых защитников. Тех, чья смерть не возмутит «международную общественность». Расстреливали тех, кто говорил им в лицо: «Сволочи»! Или отказывался держать руки на затылке…»