Олег Айрапетов - Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1917 год. Распад

К приходу поезда погода успокоилась. Встречающие построились в две длинные шеренги. Николай II вышел из вагона, Алексеев отдал ему честь, бывший уже император поздоровался с ним за руку, после чего обошел строй, к концу встречи по щекам его текли слезы. Присутствовавший при этом Кондзеровский вспоминал: «На всех эта встреча Государя произвела неизгладимое тяжелое впечатление, – по наружному виду как будто бы ничего не изменилось, все, как прежде, а между тем это был на самом деле только мираж, ибо Царя уже не было» 77.

После завершения обхода Николай II принял Алексеева в своем вагоне. По свидетельству Деникина, император хотел исправить вариант отречения – в пользу сына, но Алексеев не решился телеграфировать новую версию документа. В стране и армии уже распространялся манифест, подписанный в Пскове. Документ, написанный рукой Николая, остался в хранении генерал-квартирмейстера Ставки. Алексеев хотел, чтобы бывший уже император оставался в Ставке вплоть до приезда великого князя Николая Николаевича (младшего) и формально сдал ему командование 78. Алексеев хотел внешне соблюсти видимость того, что власть в армии передается легитимно. После этой встречи состоялась другая, уже в штабе, – с иностранными военными представителями.

В разговоре с Генбери-Вилльямсом Николай II сказал, что не хотел бы покидать Россию, но все же, если он вынужден будет это сделать, то он предпочел бы отправиться в Англию. Император выразил желание поддерживать переписку с английским генералом и добавил, что лучше всего в сложившейся ситуации было бы, ради продолжения войны, поддерживать новое правительство. Николай II высказал опасение, что революция может разрушить армию. К этому моменту он получил последние известия из столицы: великий князь Михаил Александрович отрекся от престола, а беспорядки в Петрограде прекращались. Его последними словами были: «Запомните, ничего не имеет значения, кроме победы над Германией» 79.

4 (17) марта 1917 г. в Могилев вместе с великим князем Александром Михайловичем прибыла вдовствовавшая императрица Мария Федоровна. На вокзале ее встречал Николай II, великие князья, присутствовавшие в Ставке, и Алексеев уже со своим штабом. «…в 12 часов прибыли в Ставку в страшную стужу и ураган, – отметила она в своем дневнике. – Дорогой Ники встретил меня на станции. Горестное свидание! Он открыл мне свое кровоточащее сердце, оба плакали. Бедный Ники рассказал обо всех трагических событиях, случившихся за два дня. Сначала пришла телеграмма от Родзянко, в которой говорилось, что он должен взять все с Думой в свои руки, чтобы поддержать порядок и остановить революцию; затем – чтобы спасти страну – предложил образовать новое правительство и… отречься от престола в пользу своего сына (невероятно!). Но Ники, естественно, не мог расстаться со своим сыном и передал трон Мише! Все генералы телеграфировали ему и советовали то же самое, и он. подписал манифест. Ники был неслыханно спокоен и величествен в этом ужасно унизительном положении.» 80

События в Петрограде первоначально вызвали надежду и сомнения среди ее противников. Их положение было чрезвычайно тяжелым. «Но в эту тяжелую пору, в марте 1917 г., – вспоминал Гофман, – произошло событие всемирно-исторического значения, казалось, опять давшее Германии надежду на победоносный исход: началась русская революция» 81. Тяжелое положение на фронтах усугублялось продовольственным кризисом. 1916 год был неурожайным по всей Европе, но исключительно плохим в том году был урожай пшеницы в Венгрии – основной житнице союзников, а в самой Германии не хватало картофеля. Страна переживала так называемую зиму репы: основная часть населения была вынуждена питаться именно этим продуктом. Снабжение тыла проводилось по нормам, вдвое уступавшим по калорийности необходимым для поддержания здоровья 82.

«В России революция! Как часто люди с реальными или вымышленными знаниями об этой стране провозглашали, что это событие вот-вот произойдет? – восклицал Гинденбург. – Я не мог поверить в это. Но теперь, когда революция произошла, она пробудила во мне не чувство политического удовлетворения, но скорее военного облегчения. Я спрашивал себя, было ли падение Царя победой партии войны или партии мира… Пока что поведение русской армии не давало ясного ответа на этот вопрос. Наше положение в отношении России было и оставалось неопределенным. Процесс разложения, без сомнения, уже начал развиваться в Русском государстве» 83.