Олег Айрапетов - Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1917 год. Распад

Удручена была лишь часть кадровых военных, понимавших, что армию теперь не удастся удержать от развала и, следовательно, война будет проиграна 27. Впрочем, столь трезво мыслящих людей было немного, к тому же для некоторых внешняя угроза была не столь страшна по сравнению с ненавистным самодержавием. Показательными для настроений этого момента были слова Керенского, сказанные им при встрече с лейб-гренадерами: «Весь народ заключил один прочный союз против самого страшного нашего врага, более страшного, чем враг внешний – против старого режима» 28.

Абсолютному большинству казалось, что опасность сепаратного мира преодолена и теперь придворная германская партия, более вымышленная, чем реальная, не будет угрожать стране. Скептики в февральские дни были исключением, но опасений начавшиеся события все же не вызвали почти ни у кого. «Это уже революция… во главе с четвертой Думой? – отмечал в дневнике 28 февраля (13 марта) Ю. В. Ломоносов. – Или это одна из самых замечательных страниц истории, или балаган» 29. Правильно оценить происходившее было сложно: слишком уж быстро менялись события. Впрочем, находились и те, кто сразу же правильно оценил эти события. Советник французского посольства граф Шарль де Шаброн в ответ на поздравление с начавшейся революцией как явным успехом для союзного дела ответил: «Не обманывайтесь. Сегодня мы проиграли войну» 30. Он имел все основания для такой оценки событий.

Русская армия на глазах переставала быть армией. Прежде всего, уничтожалась дисциплина и ее наиболее зримые носители. «В каждом районе, – вспоминал большевик Н. И. Подвойский, – восставшие шли к казармам, требуя от солдат участия в освобождении народа. Офицеры запирали ворота казарм, выставляли караулы из “надежных” солдат. Но солдаты, возбужденные призывами рабочих, устраняли офицеров, сметали охрану и открывали ворота» 31. Именно офицеры и генералы с первых дней революции вызывали наибольшее подозрение у толпы и ее руководителей 32. Революция всегда видит в армии своего главного противника и, естественно, стремится обезглавить его. В данном случае это чувство было особенно сильным. Армия решила успех переворота тем, что вышла на улицы, частично перебив своих командиров, а частично заставив их следовать за собой. Впервые в русской истории не офицеры вывели солдат из казарм, а наоборот 33.

У многих лидеров думской оппозиции масштаб произошедшего вызвал шок. «Буржуазные круги Думы, – отмечал современник, – в сущности, создавшие атмосферу, вызвавшую взрыв, были совершенно неподготовлены к “такому” взрыву» 34. В эти часы среди толпы и ее руководителей господствовало не только чувство победителей. Воспоминания о том, как была проиграна революция 1905–1907 гг. и какую роль в ее поражении сыграла армия, вызывали страх, страх перед несуществующей еще контрреволюцией, страх перед армией и, естественно, перед теми, кто смог бы повести ее за собой 35.

13 марта Нокс отмечает в своем дневнике, что по дороге в посольство из Думы он встретил Терещенко, который информировал его о попытках наведения порядка в воинских частях, якобы принимаемых думцами. Они старались уговорить офицеров вернуться в свои части 36. В этот день Временный комитет Государственной думы издал приказ, обязывавший всех офицеров, находящихся в Петрограде, вернуться в свои части для восстановления порядка и боеспособности. Для этого 1–2 (14–15) марта они должны были явиться в Зал армии и флота и получить пропуск от новой революционной власти. «Промедление явки гг. офицеров к своим частям, – гласил текст приказа, – неизбежно подорвет престиж офицерского звания» 37.

Очевидно, этот престиж надеялись восстановить при помощи бумаги, которая должна была подтвердить приверженность командиров старой армии новым порядкам, а остальное должно было пойти так же, как и шло ранее. Это были иллюзорные расчеты. Нокс отмечал: «Между тем продолжают арестовывать много офицеров. Я, наверное, единственный офицер в Петрограде, который теперь носит саблю!.. Посол сказал мне, что император назначил генерала Иванова диктатором. Итак, он собирается сражаться! В ситуации нынешнего беспорядка пара тысяч регулярных войск с орудиями быстро разделалась бы с революцией, но пострадает город, и что будет с фабриками боеприпасов?» 38

Либералы пытались поставить под контроль беспорядок в армии – естественное следствие революции, превращающей батальоны и полки в колоннобразные толпы вооруженных людей. В. В. Шульгин вспоминал: «Сплошная толпа серо-рыжей солдатни и черноватого штатско-рабочеподобного народа залила весь огромный двор и толкалась там… Минутами толпу прорезали кошмарные огромные животные, ощетиненные и оглушительно-рычащие… Это были автомобили-грузовики, набитые до отказа революционными борцами. Штыки торчали во все стороны, огромные красные флаги вились над ними» 39.