Говард Зинн - Американская империя. С 1492 года до наших дней

Отношение к героям (Колумбу) и их жертвам (аравакам) – молчаливое оправдание завоеваний и убийств во имя прогресса – только один из аспектов определенного подхода к истории, при котором она рассказывается с точки зрения правителей, завоевателей, дипломатов и вождей. Как будто действия адмирала заслуживают всеобщего одобрения, а американские отцы-основатели, Э. Джексон, А. Линкольн, В. Вильсон, Ф. Д. Рузвельт, Дж. Ф. Кеннеди, лидеры Конгресса, знаменитые судьи Верховного суда – представляют всю нацию как единое целое. Подразумевается, что в такой стране, как «Соединенные Штаты», периодически возникают конфликты и споры, но в основе своей – это сообщество людей, объединенных общими интересами. Как будто действительно существует «национальный интерес», отраженный в Конституции; в территориальной экспансии; в законах, принимаемых Конгрессом; в выносимых судами решениях; в развитии капитализма; в традициях образования и в средствах массовой информации.

«История – это память государств», – пишет Г. Киссинджер в своей первой книге «Восстановленный мир», в которой он продолжает изложение истории с позиций лидеров Австрии и Великобритании, игнорируя миллионы людей, страдавших от проводившейся этими лидерами политики. С его точки зрения, «мир», в котором Европа жила до Французской революции, был «восстановлен» благодаря дипломатии нескольких национальных лидеров. Но для фабричных рабочих Англии, фермеров Франции, цветного населения Азии и Африки, женщин и детей во всем мире, за исключением принадлежащих к знати, это был мир завоеваний, насилия, голода и эксплуатации, т. е. не восстановленный, а дезинтегрированный мир.

Мой подход к истории Соединенных Штатов другой: мы не должны принимать память стран за свою собственную. Государства – это не сообщества людей и никогда таковыми не были. История любой страны, представленная как история семьи, скрывает сильнейшие конфликты интересов (иногда приводящие к взрывам, но чаще всего подавленные) завоевателей и покоренных, хозяев и рабов, капиталистов и рабочих, людей, доминирующих и ущемленных по расовому или половому признаку. В этом мире конфронтации, в мире жертв и палачей, задача каждого думающего человека, как говорил Альбер Камю, не становиться на сторону последних.

Таким образом, исходя из неизбежности выбора той или иной стороны при изложении истории, связанной с отбором фактов и расстановкой акцентов, я предпочитаю рассказывать об открытии Америки с точки зрения араваков; о Конституции с точки зрения рабов; об Эндрю Джексоне, каким его видели индейцы чироки; о Гражданской войне через восприятие нью-йоркских ирландцев; об американо-мексиканской войне, какой она представлялась солдатам-дезертирам армии Уинфилда Скотта; о расцвете индустриализации, увиденной молодыми работницами текстильных фабрик города Лоуэлла; об испано-американской войне с точки зрения кубинцев; о захвате Филиппин в восприятии чернокожих солдат в Лусоне; о «позолоченном веке», каким он представлялся фермерам с Юга; о Первой мировой войне, какой ее видели социалисты; о Второй мировой войне с точки зрения пацифистов; о Новом курсе, каким он представлялся жителям Гарлема; о послевоенной американской империи в восприятии пеонов в Латинской Америке. И так далее, настолько, и в тех пределах, насколько обычный человек способен «увидеть» историю глазами других людей.

Я не собираюсь оплакивать жертвы и разоблачать палачей. Эти слезы, эта злоба, относящиеся к прошлому, подточили наши сегодняшние моральные устои. И различия не всегда ясны. В долгосрочной перспективе угнетатель тоже жертва. На коротком промежутке времени (а до сих пор вся история человечества состояла только из таких временных отрезков) жертвы, отчаявшиеся и развращенные культурой своих поработителей, находят для себя новые жертвы.

И тем не менее, принимая во внимание всю сложность проблемы, эта книга будет скептической по отношению к правительствам и их попыткам с помощью политики и культуры заманить простых людей в гигантскую сеть государственности, претендующей на то, что она и создает общность интересов. Я постараюсь не обойти вниманием жестокости, которые проявляли жертвы по отношению друг к другу, когда оказывались в битком набитых товарных вагонах системы. Я не хочу романтизировать их. Но я помню (возможно, не дословно, но близко к тексту) фразу, которую однажды прочитал: «Жалобы бедных не всегда справедливы, но если вы не слышите их, то никогда не узнаете, что такое справедливость».