Лев Колодный - Хождение в Москву

Герасимов стал отцом современной технологии крымского вина, одного из лучших в мире.

Отец Михаила Александровича упал на лестнице и прожил после рокового падения несколько месяцев. Памятуя об этом, профессор предупреждает меня, чтобы я был осторожнее, спускаясь по обледеневшим ступеням. Сам он, несмотря на преклонный возраст, уверенно идет по крутой лестнице первого этажа, а потом спускается в дегустационный подвал, посетить который считают за честь многие.

Здесь много света и тепла. Ниша в стене заполнена бутылками, лежащими донниками к стене. Посреди большой комнаты стоят широкий стол, стулья и две бочки с подлокотниками.

– Садитесь, – приглашает профессор, удобно располагаясь на бочке и указывая на место рядом.

Не сразу решаясь последовать любезному приглашению, сажусь в подобное кресло-бочку.

Это подарок, сделанный рабочими завода шампанских вин. К бочке они приделали подлокотники. На медной табличке надпись: «Профессору Михаилу Александровичу Герасимову».

На меня нацелились горлышки бутылок лучших марочных вин: «Шампань-Монополь», «Мартини», итальянского вермута, рейнских, испанских, армянских, крымских вин. Я же хочу из уст председателя Центральной дегустационной комиссии СССР услышать ответ на давно интересовавший меня вопрос: какие вина он считает лучшими. Что пить? Раскрываю блокнот, чтобы записать нечто необыкновенное, надеясь когда-нибудь воспользоваться советом профессора.

И слышу: «Алиготе, фетяска, пуркарское»…

Эти вина можно не искать – они есть в ближайшем магазине.

Герасимов достает из ниши бутылку алиготе, которое я считал покупать ниже своего достоинства.

– Да, молдавские виноделы выпускают отличные вина. После войны нам там пришлось возрождать виноделие. Я привык и люблю наш херес. Его производство создано в Крыму моей женой, Натальей Федотовной… Из крымских вин мне нравится каберне, оно излечило когда-то, и рислинг.

Герасимов достает из ниши бутылку и ставит перед собой два дегустационных бокала.

Что в бутылке?

Бокал заполняет алиготе.

Вопросов я больше не задавал.

В подвале воцарилась тишина. Профессор делает короткий глоток. Рядом с хрупкой ножкой бокала ложится его большая рука. Сам он в своем кресле сидит, точно на троне, как государь.

В бокале вино – золотистое, такое, о котором сказал Горький: «В вине больше всего солнца. Да здравствуют люди, которые делают вино и через него вносят солнечную силу в души людей!»

Последние слова можно с полным правом отнести к профессору.

Герасимов немногословен. Отпив глоток вина, он говорит о нем: «Гармоничное. Свежее. Выражен аромат». Эти характеристики многое говорят специалистам. Не всегда на дегустациях у профессора находятся подобные похвальные слова, которые от него ждут виноделы.

О вине он может сказать, взглянув в бокал. По пене безошибочно узнает, как приготовлено, например, «Советское шампанское», старым ли бутылочным способом, как при дедах, или новым непрерывным способом.

– Пена более крупная у шампанского, приготовленного непрерывным способом. И вкус особый, не могу только сказать какой.

Судя по этим словам, ему больше нравится старое шампанское, которое не спешили подать из подвалов к прилавку.

И вспоминает такую историю:

– Вот был у нас один русский дегустатор, князь Голицын… Как-то ему налили из бочки вина, а он говорит: кожей пахнет. Вскрыли бочку: в ней на дне ключ лежит на кожаном ремешке…

В подвал не доносятся звуки с верхних этажей института, шумного даже 31 декабря. Именно в этот день происходит наша встреча.

Вечером в честь Нового года профессор собирается открыть бутылку, подаренную ему в день восьмидесятилетия. Этому вину – 80 лет. К нему относится без особого восторга. Тогда я узнал, что молодое вино не всегда хуже старого.

– Вино как человек: у него есть пора молодости, зрелости, и оно, как люди, с годами умирает.

Герасимову приходилось пить столетнее вино, но он вспоминает об этом без особого восторга.

Мы пьем молодое алиготе 1962 года. За Новый год.

Я обещаю на прощание, что если встречу где-нибудь за границей испанский херес, то обязательно привезу его профессору.

Выполнить обещание не успел. Весной 1963 года Герасимов умер. Память о таких людях, как он, живет дольше вина, самого выдержанного. Мне рассказали, что, когда в день поминок на могиле профессора собрались его друзья, первый бокал вина они опрокинули на землю, где лежал Михаил Александрович Герасимов.