Литагент 1 редакция: Крах Великой империи. Загадочная история самой крупной геополитической катастрофы

Теме «как все-таки надо было поступить вождям русского сопротивления в 1917 году» были посвящены долгие споры в эмиграции. По зрелом размышлении я склонен согласиться с позицией первого начальника штаба Добровольческой армии генерал-лейтенанта Лукомского. В своих мемуарах он отмечает, что Алексеев и Деникин прекрасно бы все организовали на Юге, а Корнилов был бы успешнее на Востоке, чем Колчак. И вот почему: популярный среди казачества талантливый военный воспринимался бы в Сибири не только как легендарный русский генерал, но и в первую очередь как яркий политик. А победить в Гражданской войне можно только имея сильную политическую программу и проявляя политическую решимость. С последним и у Деникина, и у Колчака было по большому счету неважно.

Деникин А.И. Лидер Белого движения на Юге России

Корнилов оказался прав. Надежды на донскую Вандею в полной мере оправдались только на страницах эмигрантской прессы. Каледину так и не удалось раскачать казачество. Добровольческая армия оставалась малочисленной, а значит, пока не способной играть доминирующую роль в политике. Кроме этого, она была фактически окружена многочисленными вооруженными отрядами большевиков. Бои случались ежедневно, добровольцы несли серьезные потери, а вот с пополнением были значительные сложности. Корнилов нашел решение. Он переводит армию из Новочеркасска в Ростов. Генерал рассчитывал там на пополнение, поскольку в городе было свыше 17 тысяч офицеров – огромный ресурс для малочисленной тогда Добровольческой армии. Но этим надеждам не суждено было сбыться.

К Корнилову с готовностью шли студенты и гимназисты, кадеты и юнкера. Кто угодно, только не кадровое офицерство.

Про солдат даже говорить не приходится. В результате Алексеев принимает решение продолжать борьбу с большевиками за пределами Донской области, поскольку защищать казачьи земли силами одной только Добровольческой армии было невозможно. Союз Каледин – Алексеев – Корнилов распадается. Для донского атамана это означало полный крах.

На его последний призыв к защите донской земли от большевиков в январе 1918 года откликнулось всего 147 человек. И это после того, как Каледин с болью в сердце приводил ужасающие факты моральной деградации большей части казачества. Развал строевых частей достиг предела. В некоторых полках фиксировались факты продажи офицеров большевикам за денежное вознаграждение. Приплыли…

Каледин присягал донскому казачеству, целуя крест. Казачество в ответ атаману в верности не клялось, как в свое время клялись государю императору. И, видимо, потому спокойно оставило своего атамана одного с его присягой. Казаки перестали нуждаться в Каледине. И тогда он ощутил себя ненужным в этой жизни. Потрясенный моральной смертью Тихого Дона, генерал перестал верить даже самому себе. В последнем приказе по Войску, отданном в 11 часов 29 января 1918 года, Каледин дал шанс каждому самостоятельно выбрать свой путь: «Кто хочет, может присоединиться к Добровольческой армии, кто хочет, может перейти на положение обывателя и скрыться» . В тот день Каледину казалось, что преграда к миру на Дону – это он сам. Фактически сложив с себя атаманские полномочия перед формальной передачей власти в Новочеркасске Городской думе, генерал словно очистился исповедью перед кончиной: «Мое имя повторяется во всех концах страны и фронта, мое имя стало известным символом не только для Дона, но и для России как выразителя некоторых идей. Может быть, мое имя навлекает на родной Дон лишнее подозрение? Я долго и мучительно думал об этом и полагаю, что мне нужно уйти».

В тот роковой день Каледин вошел в небольшую комнату отдыха Атаманского дворца, где стояла лишь узкая походная кровать и тумбочка. Словно куда-то спеша, генерал открывал ящик за ящиком и нервно рвал документы. Отстегнул часы, вытащил из кобуры пистолет. Затем вынул материнскую иконку, поцеловал ее, перекрестился, лег на кровать и выстрелил себе в сердце. В обрушившейся тишине тикали на тумбочке часы: 14 часов 32 минуты. 29 января 1918 года. Алексею Максимовичу Каледину было всего 57 лет.

Сразу после смерти казачьего атамана известный публицист Виктор Севский писал, что когда есть свидетельские показания, записки современников и исторические документы, ни у кого не повернется язык бросить упрек мертвому, но живущему в умах и сердцах Каледину. Он ошибся. Уже через три года, начав переписывать историю Гражданской войны, советские историки пошли на беспрецедентный даже для них шаг – опубликовали «предсмертное письмо» генерала.