Коллектив авторов - Всемирная история - в 6 томах. Том 5 - Мир в XIX веке

© «Большая Российская энциклопедия»

Тем не менее понятно, что сложная система испанского «старого порядка» даже в ее реформированном Карлом III и графом Флоридабланкой виде не могла в XIX столетии сохраниться неизменной как на Пиренеях, так и в Америке. Вопрос состоит в том, каким образом и когда прошла бы его модернизация. Спусковым механизмом испаноамериканских революций стали Байоннские отречения мая 1808 г., когда Карл IV и его сын Фердинанд VII отказались от испанского престола в пользу Наполеона. В испанской богословско-правовой традиции признавался народный суверенитет и общественный договор (pactum translationis) с монархом; если законный монарх отсутствовал, народный суверенитет возвращался народу. Вице-королевства Нового Света были связаны договором не с Испанией, а с королем Испании, стало быть, после прихода к власти нелегитимного, по мнению большинства жителей Испанской империи, короля Хосе I (Жозефа Бонапарта), в Новом Свете, как и в самой метрополии, образуются хунты (советы), правившие поначалу от имени законного короля, «желанного» Фердинанда VII, а уже с мая 1810 г. перешедшие к открытой борьбе за независимость.

Вскоре после завоевания независимости суровая реальность распада хозяйственных и социальных связей заставила многих переосмыслить просветительские идеалы. За несколько недель до смерти Симон Боливар, разочарованный распадом с трудом собранной им из Новой Гранады, Венесуэлы и Кито Великой Колумбии (современные Колумбия, Панама, Венесуэла, Эквадор) и охватившим целый ряд стран Испанской Америки гражданским противостоянием, писал соратнику-генералу: «Во-первых, мы не можем управлять Америкой; во-вторых, тот, кто служит революции, пашет море; в-третьих, единственное, что можно сделать в Америке, — это уехать из нее; в-четвертых, эта страна неизбежно попадет в руки разнузданных толп, которые передадут ее во власть мелких тиранчиков всех цветов и рас; в-пятых, когда мы будем гореть в огне собственных преступлений и жестокости, европейцы не удостоят нас чести нового завоевания; в-шестых, если возможно допустить, чтобы какая-то часть света вновь впала в первобытный хаос, то это будет Америка на последнем этапе ее истории». В декларациях независимости и конституциях молодых государств почти повсеместно провозглашался государственный статус католической церкви, на которую, очевидно, по мысли революционеров, выпадала задача сохранить социально-политическое единство в пору тяжелейших революционных испытаний. В значительной степени в середине — второй половине XIX в. именно отношение к роли церкви и секуляризации разделяло в глазах широких масс взгляды испаноамериканских либералов и консерваторов. Зачастую спасением казался каудильизм — режим личной власти.

В середине XIX в., во многом под влиянием европейских революций 1848–1849 гг., почти во всех странах Испанской Америки прошел ряд либеральных (а подчас едва ли не социалистических в своей риторике) и антиклерикальных реформ, проведенных с разной степенью последовательности. В своем стремлении преодолеть наследие Старого порядка близки мероприятия правительств Игнасио Комонфорта и Бенито Хуареса в Мексике (1855–1858, 1858–1864, 1867–1872), Рамона Кастильо в Перу (1845–1851, 1855–1862, 1863), «плебейской республики» в Колумбии (1849–1854), требования федералистов в венесуэльской «федеральной войне» (1859–1863), до определенной степени — политика каудильо-утописта Мануэля Бельсу в Боливии (1848–1855). В глухой далекой Аргентине после свержения популярного в среде гаучо жестокого каудильо и богатого латифундиста Мануэля Росаса (1829–1852) встал вопрос о превращении страны из скотоводческой республики в развитое многоукладное образованное общество — такое, о котором мечтал будущий президент в 1868–1874 гг. Доминго Фаустино Сармьенто (1811–1888) в своем романе «Цивилизация и варварство» (1845).

Тяжелейшая перестройка всех составных частей Испанской империи, причем не только бывших ее владений, но и самой метрополии, затянулась почти на весь XIX век. Войны за независимость нанесли огромный удар по хозяйству испаноамериканских государств. Прочитавшие Гумбольдта европейцы, в основном британцы, тщетно надеялись быстро обогатиться на открытых рынках и природных ресурсах молодых независимых государств, что стало важной причиной краха на Лондонской бирже в октябре 1825 г., за которым последовал мировой спад 1825–1826 гг., — некоторые исследователи считают его первым современным финансовым кризисом. Среди всех латиноамериканских государств только Бразилия не испытала во второй половине 1820-х годов дефолт по внешним долгам. Драматические перемены 1810-1820-х годов в бывших испанских владениях и самой Испании произошли тогда, когда в мире начинал разворачиваться маховик экономического роста, основанного на промышленном капитализме. Экономика Мексики достигла уровня 1800 г. лишь к концу 1870-х годов, правда с того времени при диктаторе Порфирио Диасе и вплоть до революции 1910–1917 гг. начался связанный с индустриализацией быстрый рост, который, впрочем, не привел к улучшению жизни подавляющей массы населения. Объемы добычи серебра в Перу и Боливии вернулись, причем в первом случае совсем ненадолго, к дореволюционному уровню к середине XIX в., после трудного пути перестройки горного дела, традиционно основанного на индейской трудовой повинности — мите (даже после ее отмены в 1812 г. не редкостью была «крипто-мита» — вербовка индейцев на шахты в обмен на уплату подушной подати), на капиталистический лад. Бразилия не прошла через экономический спад, но и там совокупный рост в XIX в. оказался совсем незначительным.