Виктор Белкин: Против Сталина при Сталине

В целом институт оказался очень хорошим. Во-первых, по всем или по крайней мере по многим предметам были первоклассные профессора и преподаватели, прекрасная библиотека с читальным залом, работавшим почти до полуночи. Для нас нередко вызывали лекторов - специалистов из других институтов по вопросам, не входившим в учебный план. Так, например, об атомной проблеме, в то время очень таинственной, мы услышали в подробностях еще в начале 1946 г. от генерал-майора Покровского, прочитавшего нам весьма подробную по тем временам лекцию. Об ИМО того времени можно рассказывать очень много интересного, но это несколько уводит в сторону от темы настоящего сообщения. К тому же об этом знают очень многие, в том числе и достаточно известные ныне личности, учившиеся там же одновременно со мной или же несколько старше, или несколько позже. Одно полное перечисление нынешних знаменитостей вроде Г. Арбатова В. Зорина, С. Меньшикова, Э. Араблы, М. Стуруа и прочих заняло бы слишком много места, не имея прямого отношения к теме. (Это нимало не умаляет моего уважения к перечисленным и весьма многим неперечисленным лицам). Впрочем, некоторое отношение к теме затронутый вопрос все же имеет. Все эти люди, никакой оппозиционной деятельностью никогда не занимавшиеся, демонстрируют очень высокий уровень интеллектуального развития студентов-гуманитариев из ИМО того времени по сравнению с их коллегами из других вузов, причем не только тогда, но, к сожалению, и в гораздо более позднее время, включая, как это ни печально, нынешнее. В этом я имел случай не раз убедиться впоследствии. ИМО был, по-видимому, первым вузом, где сложилось СНО, где начал выходить студенческий научный журнал ("Международная жизнь").

И еще одно. Повсеместно в то уже время почти от всех общественных организаций, в частности таких, как комсомол и профсоюзы, ощущался сильнейший запах мертвечины. Не то в ИМО. Большое общеинститутское комсомольское собрание института было событием. Оно начиналось с утра и продолжалось целый день почти до ночи. Шли бурные прения. Помню случай, когда студент Сальковский поднялся на трибуну и под бурные аплодисменты зала потребовал вынесения выговора присутствующему на собрании секретарю МГК ВЛКСМ, перед эти оборвавшему оратора, "за барское поведение на комсомольском собрании". Разветвленная стенная печать института помещала репортажи о собраниях. Вот запомнившийся пример. На профсоюзном собрании обсуждалась судьба специальных купонов на потребительские товары, позволявших приобрести, скажем, пальто, штаны или калоши вне карточных норм. Впрочем, кажется, нормы этого и не предусматривали. Как назывались точно эти купоны, я не помню. После собрания в одной из стенгазет появился примерно такой (пишу по памяти) репортаж: "Вопрос из зала председателю профкома имярек: "Сколько и на какие предметы вы взяли купонов?". Имярек перечисляет. Голос из зала: "А жена?" Имярек: "Если будут продолжаться враждебные выкрики, я закрою заседание!" Крики в зале: "Демократия!"" Только тот, кто жил в мрачные годы сталинщины да и в сравнительно недалекие времена застоя, когда на всех собраниях от скуки дохли мухи, может понять юношеский восторг от всех этих проявлений демократии, ныне совершенно ординарных.

Итак, вот в этой атмосфере началось радостное одоление общественных наук, прежде всего истории, которую я очень любил с детства, а затем и сопряженных с ней дисциплин - философии и политэкономии, а также курсы страноведения (экономической географии) зарубежных стран, которые могли бы послужить ареной профессиональной деятельности, к которой нас готовили. Все, что мы узнавали, так или иначе преломлялось в наших головах через призму той повседневности, с которой мы сталкивались. А она была самой неприглядной, вернее, делалась все непригляднее с каждым месяцем. Эйфория, обусловленная Победой, насколько мне помнится, не дотянула до конца 1945 г. В стране становилось все голодней и холодней. Сами по себе лишения не смогли бы нас удивить. За исключением отпрысков знати, которых было меньшинство, мы были народ весьма закаленный, вряд ли чем-то отличавшийся в этом отношении от среднестатистического "простого советского человека". Но если этот последний пребывал в спасительном убеждении, что "там" еще хуже, мы были вполне убеждены в обратном. Во-первых, среди нас было множество участников "заграничных походов", способных связно изложить свои впечатления. Во-вторых, мы в ходе учебы так или иначе знакомились с литературой, освещавшей экономическое положение зарубежных стран. В очень незначительной степени это были зарубежные статистические сборники. В основе же своей советская экономическая литература с массой статистического материала, которую сопровождал написанный явно "для отмазки" текст, этой статистике противоречивший. Мы довольно быстро выучились на сопровождающий текст никакого внимания не обращать.