Дмитрий Боровков - Владимир Мономах, князь-мифотворец

Этот комментарий, содержащий отсылки к библейским идеям о милосердии, имеет книжный характер, призванный представить Владимира Мономаха в образе «идеального правителя», так что акцент прежде всего здесь делается на том, что он, «заповедь Божью храня, добро творил врагам своим, отпуская их с дарами» и «не щадя имения своего, раздавал тем, кто требовал, возводил и украшал церкви, чтил без меры чин монахов и попов, давая им подаяние, если требовалось, и принимая их молитвы».

Отдельно подчеркивались заслуги Мономаха в укреплении борисоглебского культа: «…великую же веру он имел к Богу и к родичам своим, к святым мученикам Борису и Глебу, которым церковь прекрасную создал на Альте, во имя их, где святого Бориса кровь пролилась». Этот литературный портрет завершает следующая характеристика: «Был он жалостлив же сильно и этот дар от Бога принял: когда входил в церковь и слышал пение, то начинал плакать и так как мольбы к владыке Христу со слезами обращал, то Бог все его просьбы исполнял и наполнил годы его добрыми делами, и сидел он в Киеве, на столе отца, 13 лет, и в год 6633 от начала мира скончался в 19-й день месяца мая, прожив от рождения своего 73 года, на Альте, у милой церкви, которую создал многими трудами. Сыновья же его и бояре принесли тело его в Киев и положен он был в Святой Софии у отца своего» {286} 286 ПСРЛ 1. Стб. 293–295. .

Сравнивая два летописных некролога Владимиру Мономаху, следует отметить, что некролог из Ипатьевской летописи, отражающей южнорусскую летописную традицию (Киевский свод) XII столетия, несмотря на элементы панегирического характера, передает факты, включая перечисление всех здравствовавших в то время сыновей киевского князя, тогда как некролог из Лаврентьевской летописи (присутствующий также в сходных с ней Радзивилловском и Московско-Академическом списках, отражающих северорусскую летописную традицию XII — начала XIII в.), напротив, скуден фактическим содержанием и имеет ярко выраженный литературный характер. Он как бы подводит своеобразный итог усилиям книжников XII столетия по созданию «культа личности» Мономаха, основа которого, как мы говорили выше, была заложена в «Повести временных лет».

Надо отметить, что в обоих вариантах некролога Владимир Мономах именуется «великим князем», но этот титул до конца XII в. имел лишь периодическое употребление в текстах и превратился в официальный титул некоторых русских князей позже. Интересно, что в Лаврентьевском списке «Повести временных лет» великокняжеский титул употребляется в некрологах Ярославу и его сыну Всеволоду, однако в Ипатьевском списке он отсутствует. Упоминание о «великих князьях» имеется и в тексте русско-византийских договоров 911,944 и 971 гг., однако фактическое значение этого титулования до конца до сих пор не выяснено, поскольку в древнейших списках летописи он не является регулярным и, как полагают исследователи, превращается в таковой ближе к концу XII столетия {287} 287 Филюшкин 2006. С. 24–38. .

Анахронизмом является и применение к титулу Мономаха определения «Всея Руси», которое появляется лишь в начале XIV в. при великом князе Владимирском Михаиле Ярославиче (1305–1318). Но в любом случае к моменту смерти Мономаха в 1125 г. его политические возможности были весьма обширны: помимо Киева он контролировал Переяславскую, Ростово-Суздальскую, Смоленскую, Владимиро-Волынскую, Новгородскую земли, где сидели на княжении представители его семьи, а также, вероятно, Минскую волость и часть Туровской волости (за исключением «дреговичских земель», которые были «отчиной» Ольговичей).

Наиболее заметным успехом Владимира Мономаха во внутренней политике стало упрочение политического господства на правом берегу Днепра и утверждение за своей семьей монополии на киевский стол, который 20 мая 1125 г. занял его старший сын Мстислав. Новый глава клана Мономашичей являлся безусловным лидером среди русских князей, что было продемонстрировано в 1127 г. во время очередной войны в Полоцкой земле. Согласно летописям, в тот год «послал князь Мстислав братью свою на кривичей четырьмя путями: Вячеслава из Турова, Андрея из Владимира, Всеволодка [сына Давыда Игоревича] — из Городна, Вячеслава Ярославича [сына Ярослава Святополчича] — из Клечьска; этим повелел идти к Изяславлю, а Всеволоду Ольговичу повелел идти на Стрежнев, к Борисову, и Ивана Войтишича послал с торками, и сына своего Изяслава со своим полком послал из Курска на Логожеск, а другого сына своего, Ростислава, послал с жителями Смоленска на Друцк, сказав им, чтобы все устроили нападение в один день, 10 августа» {288} 288 ПСРЛ 1. Стб. 297–298; ПСРЛ 2. Стб. 292. .