Олег Кен - Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934

11 марта 1931 г.

Опросом членов Политбюро

60/38. – О Румынии.

Принять предложение НКИД.

Выписка послана: т. Литвинову.

Протокол № 29 (особый) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 15.3.1931. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 9. Л. 166.

В середине февраля 1931 г. советник румынской миссии в Лондоне и участник переговоров с СССР в 1920–1924 гг. Чиотори возобновил усилия по установлению контакта с советским полпредством. Используя посредничество известного журналиста и специалиста по Восточной Европе У. Стида, Чиотори сообщил советнику полпредства, что «имеет полномочия отправиться в Москву для переговоров об урегулировании советско-румынских отношений». В случае если советское руководство не пожелает ограничиться зондажными беседами на этот счет, Чиотори обещал «получить необходимые полномочия для того, чтобы сделать в Москве совершенно определенные предложения» [709].

В соответствии с предложением НКИД и решением Политбюро, 20 марта 1931 г. советник полпредства в Великобритании Д.В. Богомолов сообщил румынскому коллеге о том, что, согласно полученным из Москвы директивам, он «не уполномочен вести никаких переговоров с Чиотори, но что если у него, Чиотори, имеются предложения румынского правительства Союзному правительству, я могу передать их в Москву». Румынский советник заявил о предпочтительности его поездки в Москву в качестве «делегата румынского правительства по какому-либо второстепенному вопросу, например, об архивах бывшего румынского посольства в Петербурге»; в этом случае он мог бы располагать полномочиями на ведение переговоров «по всем вопросам» [710]. Реагируя на это полуофициальное предложение М.М. Литвинов рекомендовал Д.В. Богомолову не отклоняться от директивы и «разрешить Чиотори поездку лишь в том случае, если он заявит, что едет совершенно официально, по поручению своего правительства, с официальным предложением» [711].

20 марта 1931 г.

Решение Политбюро

46/59. – О договоре с Эстонией.

Снять вопрос.

Протокол № 30 заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 25.3.1931 – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 817. Л. 1.

О каком договоре идет речь, почему этот вопрос был внесен в Политбюро, а затем «снят», установить не удалось. Вероятнее всего, предполагалось обсуждение в Политбюро хозяйственного соглашения с Эстонией, развитие отношений с которой было призвано воспрепятствовать усилившейся активности польской дипломатии по созданию Прибалтийского блока. Избрание в середине февраля 1931 г. главой государства К. Пятса позволяло рассчитывать, что новое правительство Эстонии «во всяком случае: выправит нарушенное О. Штрандманом равновесие». В НКИД и Таллинском полпредстве полагали, что активизация советской политики в отношении Эстонии «возможна, прежде всего, путем усиления наших экономических связей» [712]. В начале весны 1931 г. под этим понимались ввоз эстонских молочных продуктов в Ленинград в обмен на увеличение советского хлебного экспорта, размещение в Эстонии заказов на поставки свиней и строительство судов. Возможно, проект одного из соглашений по «основным экономическим вопросам, которые сейчас являются наиболее болезненными» и которые в те дни были темой бесед с Пятсом полпреда Раскольникова, экс-торгпреда А.А. Деди и торгпреда Г.К. Клингера, и был обозначен в протоколе Политбюро как «договор с Эстонией» [713].

Начало новой фазы польско-советского соперничества в Прибалтике обострило интерес Варшавы к намерениям СССР. В конце марта 1931 г. польский военный атташе в Эстонии и Латвии подполковник Ст. Кара докладывал, что ему удалось уточнить существо «направленной против нас российской акции», о начале которой он сообщал в январе. Действия советской дипломатии, по сведениям Кары, состояли в тайной инспирации «возможности заключения договоров о нейтралитете», которые предоставили бы балтийским государствам гарантии их независимого существования и таким образом «исключили бы влияния Польши». «Балтийские государства после гарантирования их неприкосновенности со стороны России и Германии решительно выступят за разоружение, тогда как Польша не будет иметь основания выступать как гарант независимости и защитница [государств Балтии. – Авт .]» [714]. Советских документов, которые бы подтверждали наличие у Москвы весной 1931 г. планов заключения с балтийскими странами договоров о нейтралитете, не обнаружено. По крайней мере, до апреля 1931 г. полпред в беседах с Пятсом не затрагивал «основных политических вопросов» [715].