Олег Кен - Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934

Отдавая должное внушениям и пропаганде, руководство НКИД понимало, что «укрепить тенденцию сопротивления против польских зазываний можно не столько разоблачением соглашательских тенденций, сколько подкреплением и улучшением международного положения Литвы вообще и в отношении Польши, в частности». «В результате предпринятых нами шагов, – сообщал Стомоняков в варшавское полпредство в середине августа, – Германия дала согласие на безоговорочную поддержку Литвы в ее транзитном конфликте с Польшей, имеющем в настоящее время наиболее актуальный и наиболее опасный для Литвы характер. Одновременно мы добиваемся от Германии уступок в пользу Литвы в экономической области, а от Литвы – некоторых уступок в пользу Германии по мемельскому вопросу» [613]. К разочарованию НКИД, литовское правительство продолжало «чрезвычайно неуступчивую политику в отношении немцев, провоцируя ряд совершенно ненужных и вредных для Литвы конфликтов [614]. Тем большее значение для создания выгодной СССР политической конфигурации в Северо-Восточной Европе приобретали его усилия в области советско-литовских отношений.

Докладывая Политбюро вопрос об обмене нотами с Литвой по поводу сообщения «Ландворово – Кошедары», Стомоняков, надо полагать, изложил приведенные выше аргументы и политическую позицию, позитивное решение «инстанции» по существу санкционировало ее. Другим направлением реализации этого подхода летом-осенью 1930 г стали продолжительные переговоры о поставках советского леса в Мемель. Этот шаг предпринимался исключительно в политических целях. Деловые круги Мемеля настойчиво стремились к улучшению польско-литовских отношений, поскольку отсутствие сплава по Неману подрывало экономику города (из этих кругов часто исходили предложения литовским властям посреднических услуг в налаживании связей с Варшавой). Летом 1930 г. НКИД предпринял серьезные усилия для того, чтобы сломить сопротивление «Экспортлеса» и заставить его вступить в переговоры о поставках леса синдикату мемельских хозяев лесопилок, что должно было ослабить его заинтересованность в поставках леса из Польши. 15 сентября, когда Политбюро обсуждало вопрос об обмене нот, в Москву выехала мемельская делегация. В результате трудных переговоров было достигнуто «провизорное соглашение» о поставках леса из СССР. Это соглашение, отмечал Б.С. Стомоняков, «имеет очень большое значение, т. к. загружает всю мемельскую деревообрабатывающую промышленность и ослабляет для мемельцев и литовцев заинтересованность в сплаве по Неману. С другой стороны, сделка укрепляет положение Литвы в Мемеле и чрезвычайно поднимает наше значение как политического и экономического фактора в восточной Европе» [615]. Однако на протяжении нескольких недель Наркомторг и «Экспортлес» затягивали его вступление в силу, фактически это произошло лишь 11 октября, когда торгпред Ангарский, так и не получивший четких инструкций от своего руководства, на свой страх и риск подписал соответствующий протокол [616].

20 сентября 1930 г.

Решение Политбюро

3/7. – О ноте Финляндии (т.т. Карахан, Молотов, Ворошилов).

а) Сообщение ТАСС о финской ноте – пока не печатать.

б) Предложить НКИД немедленно по получении полного текста финской ноты представить проект ответа и обсудить его на заседании ПБ 25.IХ.

в) На заседании ПБ 25.IX. обсудить вопрос о закрытии нашего консульства в Выборге и финского консульства в Ленинграде.

г) Сообщить Ленинградскому обкому об отсутствии возражений против желания финских рабочих в Ленинграде собраться для протеста против антисоветской фашистской кампании в Финляндии и насильственных перебросок на нашу территорию деятелей финского рабочего движения.

Поручить т.т. Постышеву и Чудову дать необходимые указания соответствующим органам.

Выписки посланы: т.т. Карахану – все; Светлову (ТАСС) – а; Чудову, Постышеву – г.

Протокол № 10 (особый) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 25.9.1930. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 9. Л. 38.

С конца 1929 г. в Финляндии стала резко обостряться внутриполитическая ситуация. Своей кульминации она достигла летом 1930 г. Экс-премьер финского правительства В. Таннер в июне 1930 г. советовал жившему в Америке бывшему главе финского сената О. Токою отложить приезд на родину до прояснения ситуации, так как коммунисты за несколько лет раздражили общество до такой степени, что «этих дрожжей хватило для нынешнего крестьянского движения. Это происходит полностью в соответствии с финским обычаем лишь после того, как коммунизм уже более не опасен» [617]. В Москве разделили бы точку зрения Таннера на возможности коммунистического движения в Финляндии. В Польско-Прибалтийском лендерсекретариате ИККИ в качестве оценок деятельности финских коммунистов превалировали такие, как «пассивность», «бездеятельность», «желание платить взносы и ничего не делать». Полпред Майский неоднократно писал о «несомненном малодушии» финских коммунистов, о том, что в их партии большой разброд и растерянность. В беседе с финским посланником П. Артти Б.С. Стомоняков отмечал, что коммунистическое движение в Финляндии существовало давно «и никому не известно, чтобы за последнее время оно сделало внезапно крупные успехи, которые бы вызвали движение реакции со стороны частнособственнических элементов в стране» [618].