Олег Кен - Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934

Перевод В.А. Антонова-Овсеенко на работу в Советском Союзе соответствовал как его давнему желанию, так и перемене вектора развития отношений СССР с Польшей. Москва разочаровалась в перспективах сближения с Варшавой, чего, невзирая на исходившие от Литвинова и его коллег упреки в излишней самостоятельности и доверчивости к полякам, с конца 1930 г. всеми силами добивался Антонов-Овсеенко.

О предстоящей смене полпреда в Варшаве польская сторона была неофициально проинформирована во время визита Ю. Бека в Москву (один из сопровождавших министра журналистов «вдруг заявил» корреспонденту ТАСС в Польше, «что Антонов не будет назначен амбасадором, что он это слышал с советской стороны, а не с польской» [2137]. В конце февраля эти сведения были запущены в европейскую печать со ссылкой на «дипломатический обычай, что в случае повышения представительств сменяются их руководители» (представителя Польши в Москве это, однако, не коснулось); при этом высказывалось предположение, что первым советским послом в Польше может стать Б.С. Стомоняков [2138]. Несколькими месяцами ранее среди дипломатов в Москве «усиленно муссировались» слухи о назначении послом в Польшу К. Радека. Его появление 7 ноября на устроенной для дипломатического корпуса трибуне на Красной площади было истолковано, по свидетельству японского дипломата, «как знак того, что уже состоялось назначение Радека в Варшаву, еще не опубликованное в печати» [2139]. Москва, однако, предпочла видным политическим фигурам дипломата второго эшелона, обладавшего, большим опытом представительства СССР за рубежом, знанием европейской действительности, исполнительностью.

27 марта 1934 г. первый заместитель наркома иностранных дел, сообщив посланнику Ю. Лукасевичу об окончательном согласии на возведение миссий Польши в Москве и СССР в Варшаве в ранг посольств [2140], запросил агреман для Я.Х. Давтяна и вручил его биографическую справку. Агреман был безотлагательно предоставлен, и 5 апреля назначение Давтяна было обнародовано. Одновременно проправительственный «Утренний курьер» открыл кампанию прощания с отбывающим полпредом: «Всесторонне образованный, искренне интересующийся проявлениями культурной жизни, полный оптимизма, честный политик, г-н Овсеенко сыграл положительную роль» [2141]. Добрая воля, такт, масштаб личности Антонова-Овсеенко отмечались почти всеми средствами массовой информации Польши [2142]. Близкий к миссии СССР орган еврейских кругов приоткрыл завесу над политическими причинами смены полпреда: «…Он пытался все понять и во многом убедить слишком подозрительных спецов Наркоминдела. Обстоятельства, при которых был заключен польско-германский пакт, усилили в Москве позицию скептиков, что, несомненно, повлекло за собой ускорение ухода советского посланника, которого заместил уже в ранге посла профессиональный дипломат» [2143].

10 апреля 1934 г. Опросом членов Политбюро

142/124. – О торгпреде СССР в Польше (ОБ от 2.IV.-34 г., пр. № 5, п. 34-г).

Утвердить торгпредом СССР в Польше Тамарина А.М., освободив от этой работы Абеля А.К.

Протокол № 5 заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 15.4.1934. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 943 Л. 32.

9 мая 1934 г.

Опросом членов Политбюро

43/27. – О торгпреде СССР в Латвии (ОБ от 5.V.-34 г., пр. № 7, п. 109-гс)

Освободить т. Фридштейна С.И. от работы торгпреда в Латвии, утвердив вместо него Левенсон Т.М.

Протокол № 7 заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 26.5.1934. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 945. Л. 11.

28 мая Политбюро отменило свое решение в отношении Т.М. Левенсон, не приняв вместе с тем нового решения о назначении на этот пост [2144]. Два месяца спустя на должность торгпреда в Риге был назначен А.Ф. Ульянов [2145].

Отзыв Фридштейна, возможно, был одной из обычных мер ротации торгпредских кадров (в 30-е гг. редко кто из его коллег задерживался в одной стране более года). Однако в данном случае, вероятно, учитывались политические обстоятельства. С начала 1934 г. в НКИД и НКВМ накапливалась информация о возможности государственного переворота в Риге, в результате которого к власти могли придти националисты (под ними понимались не столько бергисты, сколько сторонники К. Ульманиса). Экономические отношения СССР и Латвии переживали спад, товарооборот по сравнению с началом 30-х гг. сократился в несколько раз. Размещение значительных советских заказов вызывало недовольство националистических кругов, поскольку они доставались в основном представителям еврейского и немецкого капитала, державшим в своих руках промышленность и торговлю. В начале 1934 г. «национальный вопрос» при размещении заказов «приобрел большое политическое значение» [2146], но связи с латышскими деловыми кругами у торгпредства отсутствовали. Такое положение не могло устраивать Москву, предпринимавшую в это время попытки переломить в свою пользу ситуацию в Прибалтике [2147].