Геерт Мак - Нидерланды. Каприз истории

Дауэс Деккер писал, что Голландия «строит железные дороги на украденные деньги, а обворованным жителям колоний в качестве оплаты старается всучить опиум, Евангелие и джин». И видимо, это было недалеко от истины. Впрочем, в политическом отношении революционером Деккер не был. Характерно, что «Макс Хавелаар» не является прямым обвинением «системы принудительных культур» самой по себе: в Лебаке она ведь почти не применялась. Да и в некотором отношении Яве эта система принесла пользу: была улучшена инфраструктура, появились школы и больницы, да и снабжение продовольствием происходило без перебоев, несмотря на быстрый рост населения. Система, по мнению Деккера, была не такой уж плохой. Он воевал против коррупции и произвола, сопровождавших ее воплощение. И против замалчивания.

«Макс Хавелаар» остался одной из важнейших книг в нидерландской литературе. Ее краткосрочное воздействие было не слишком большим — хотя даже только слух, что в Лебаке расследуют неполадки, заставлял нервничать каждого ост-индского чиновника, — но эта книга оказала большое влияние на новое поколение колониальной администрации. Книга разрушила заговор молчания, она заговорила необычным, освежающе ясным языком и очень способствовала пониманию того, что Нидерланды должны исправить отношение к своему «доходному региону» — Ост-Индии. Книга укрепляла здоровое сомнение в существовавшем порядке вещей и складывавшихся веками стереотипах, которые в Нидерландах Петруса Регоута считали за вечные.

Эдуард Дауэс Деккер умер субботним днем 19 февраля 1887 года в немецком городе Ингельхеим, где он провел последние семь лет жизни в очень скромных условиях. Последние строки он написал на открытке, адресованной его партнеру по шахматам, поэту Герману Гортеру:

«Что касается нашей партии, то и я полон боевого духа. Мои архидружественные намерения состоят в том, чтобы Вас разбить. Для начала: 2) sgl-f3…sb8-cb.

Знаю, что Вы еще не разбиты, но это случится позже…»

Летом 1886 года любивший путешествовать британец Джордж Кристофер Дэвис на своей паровой яхте «Аталанта» предпринял длинную поездку по рекам и каналам Нидерландов. Его путевые заметки содержат интересную моментальную зарисовку. Инфраструктура, которую он описывает, устарела, но была отлично организована. Везде по берегам рек и каналов наготове стояли лошади, которые при неблагоприятном ветре могли тащить парусное судно в нужном направлении. Это был мир из древесины, от деревянных пристаней до деревянных башмаков, и бросалось в глаза множество девушек и женщин, которые что-то мыли и чистили на набережных. «Некоторые из девиц с голыми руками и в коротких юбках были настолько раскованны, что посылали нам воздушные поцелуи и поддразнивали нас короткими насмешками». Затем Дэвис увидел гнездо аиста. «Аист стоял на одной ноге и в полном спокойствии взирал сверху на открывавшуюся под ним полную жизни сцену, где паровые и парусные суда проплывали мимо друг друга под мостом, а крестьяне на телегах ожидали своей очереди перебраться на другую сторону реки». Из открытых окон школы было слышно пение псалма.

Разумеется, здесь многое изменилось, но ландшафт и система водного хозяйства, которые наблюдал Кристофер Дэвис во время своего путешествия, по существу мало отличались от того, что тремя столетиями раньше видел известный нам испанский кавалерийский капитан дон Бернардино де Мендоса. Не случайно, пишет британский историк Симон Шама, благодаря заимствованию нидерландского слова landschap («ландшафт») в конце XIX века в английском языке появилось слово landscape. Дело в том, что составная часть вышеприведенного нидерландского слова -schap, как и соответствующая немецкая -schaft, вероятно, родственны слову schaffen («творить», «создавать»), и если существует регион, который может быть обозначен как сотворенная людьми земля, то этим регионом было, конечно, чудо инженерного искусства — голландские польдеры. И в итальянском искусстве того времени существовала идея ландшафта — аркадского, идиллического ландшафта с ручьями и мерцающими золотом холмами как идеальный фон для мифологических представлений. Но, как писал Шама, в Нидерландах созданный людьми ландшафт, напротив, уже был целым повествованием, достаточным самим по себе.

Это чувство победы над водой имело, однако, оборотную сторону. Сегодня нидерландцы настолько крепко держат в руках контроль над своим водным хозяйством, что подавляющее большинство населения о нем больше не думает, но даже в середине XX века связанные с ним меры безопасности были, по крайней мере, сами собой разумеющимися.