Сергей Кремлев - Тайны 45-го. От Арденн и Балатона до Хингана и Хиросимы

Мияква «не скрывал», что видит в этой роли лишь «маршала Сталина», и пояснял: «Если бы он сделал такое предложение, то Гитлер прекратил бы войну, а Рузвельт с Черчиллем не осмелились бы возражать против подобного предложения Сталина».

Ну что тут скажешь?

Не Миякава, а Лисица из басни Ивана Андреича Крылова.

Однако ни Малик, ни тем более Сталин, на роль Вороны не подходили.

Между прочим, когда Малик заметил, что недоразумения в истории японо-советских отношений происходили отнюдь не по нашей вине, Миякава настороженно спросил: «Вы так думаете?»

Малик ответил, что уверен в этом.

Миякава промолчал.

4 марта 1945 года к Малику приходил представитель рыбопромышленной компании «Ничиро» Танакамару, и тоже рекомендовал Сталину стать чем-то вроде Нептуна из «Энеиды» Вергилия, который грозил непокорным ветрам: «Quos ego!» («Я вас!»).

Очень уж, похоже, хотелось господину Танакамару продолжать ловить рыбку в пределах прибрежных советских вод в соответствии с неравноправными рыболовными конвенциями. К слову, Танакамару приходил мозолить глаза Малику ещё раз – 20 июня 1945 года, когда нахально заявил, что Япония хотела бы получить у СССР боевые самолёты, которые уже «излишни для Советского Союза».

20 апреля 1945 года начались официальные зондажи, и уже сам министр иностранных дел Того говорил советскому послу:

«Японо-советские дружественные отношения были единственным светлым местом, и я надеюсь, что это светлое пятно разгонит тучи и станет тем ядром, при помощи которого наступит мир во всём мире».

Японцы очень хотели, чтобы инициатива исходила не от них, а от СССР. Они уже напропалую «теряли лицо», а при этом упорно цеплялись за иллюзию, что ещё сохраняют его. Так, во время беседы 20 апреля 1945 года с Маликом Того высказал не официальное, а всего лишь «личное желание, исходящее из его личных чувств», увидеться с Молотовым, если тот, мол, будет возвращаться с конференции в Сан-Франциско через Сибирь.

Того, как сообщал Малик, завёл речь о желательности такой встречи уже в самом конце беседы – стоя, «путано и с многочисленными оговорками и паузами, буквально выдавливая из себя слова».

Теряющий лицо жалок.

Но вдвойне жалок тот, кто боится признаться даже себе, что потеряно уже всё, и честь – в придачу.

Японцы не хотели принимать официальную инициативу на себя, и 3 июня 1945 года к официальному советскому представителю Малику пришёл, как нам уже известно, новый «неофициальный» японский представитель – Хирота. И тоже рассказывал, что общественность Японии стоит-де за дружественные отношения с СССР.

Малик вежливо кивал головой.

А что ему ещё оставалось делать?

ВЕРНЁМСЯ немного назад…

22 апреля 1945 года министр иностранных дел Японии Того заявил японской Ставке, что если Японии удастся одержать победу в развернувшемся сражении на острове Окинава, то «СССР убедится в том, что Япония всё ещё обладает значительной военной мощью». И это, мол, побудит Россию искать дипломатические, а не военные пути решение конфликта.

То ли глупость, то ли наивность, то ли самоуверенность этого заявления поражает! Впрочем, то же самое можно сказать и вообще о воззрениях японцев на всё более для них «пиковую» ситуацию. Так, за два дня до заявления Того японский Высший совет по руководству войной принял «Общие принципы мероприятий в случае капитуляции Германии», суть которых сводилась к следующему:

1. Принять меры для пресечения брожения внутри страны.

2. Стремиться ускорить проведение мер в отношении СССР и «умелой пропагандой разобщить СССР, США и Англию».

3. Срочно принять меры по сохранению в народе духа самопожертвования и веры в необходимость победы.

Одновременно японцы стали лихорадочно искать подходящего посредника, пытаясь привлечь к защите своих интересов Швецию, Швейцарию и Португалию. Впрочем, весной 1945 года они пытались договорится с Америкой и напрямую, в том числе через Аллена Даллеса – наш «пострел» и здесь поспел.

В целом же тогдашнее «умение» Токио начисто игнорировать реальность можно сравнить разве что с подобной же «государственной мудростью» предвоенной Варшавы летом 1939 года. Поляки за два месяца до своего полного военного краха отказывали СССР даже в аэродромах для участия советской авиации в возможных боевых действиях против Германии. Японцы же на совещаниях Высшего военного совета в середине мая 1945 года всерьёз рассуждали о необходимости обсудить при переговорах (?) с СССР вопрос о поставках в Японию военных материалов, в том числе – нефти.