Валерий Замулин - Курский излом

Я попросил слова и заявил, что наступление бесцельно; наши только что подтянутые на Восточный фронт свежие силы при наступлении по плану начальника Генерального штаба будут снова разбиты, ибо мы наверняка понесем тяжелые потери в танках. Мы не в состоянии еще раз пополнить Восточный фронт свежими силами в течение 1943 г.; больше того, мы должны теперь думать также и о снабжении Западного фронта [30] новейшими танками, чтобы уверенно встретить подвижными резервами ожидаемую в 1944 г. высадку десанта западных держав. Кроме того, я указал, что у танка «пантера», на который начальник Генерального штаба сухопутных войск возлагал большие надежды, обнаружено много недостатков, свойственных каждой новой конструкции, и что трудно надеяться на их устранение до начала наступления. Шпеер поддержал мои доводы в части, касающейся вооружения. Но только мы двое были единственными участниками этого совещания, которые на предложение Цейтлера ясно ответили «нет». Гитлер, который еще не был полностью убежден сторонниками наступления, так и не пришел в этот день к окончательному решению»{20}.

Удивляться такому единодушию остальных участников совещания не стоит, на нем собрались не просто генералы, которые планируют конкретную боевую операцию, а в значительной мере политики. Абсолютное большинство прекрасно понимали заинтересованность Гитлера в эффектной победе германского оружия на Востоке, поэтому и воздерживались говорить открыто «нет». Главный аргумент сторонников окружения советских войск в Курском выступе без обиняков высказал в ходе разговора Гитлера с генерал–инспектором танковых войск Г. Гудерианом фельдмаршал В. Кейтель:

«Мы должны наступать из политических соображений»{21}.

После чего ярый противник плана «Цитадель» Г. Гудериан спросил:

«Вы думаете, что люди знают, где находится Курск? Миру абсолютно все равно, возьмем мы его или нет. И вообще, зачем нам начинать наступление на Восточном фронте в этом году?»

На этот прямой вопрос Гитлер честно ответил, что от одной мысли об операции у него «начинает болеть живот».

На что Гудериан сказал: «В таком случае у вас совершенно правильная реакция на обстановку, откажитесь от этой затеи!» Но отговорить фюрера от задуманного генерал–полковник не смог. В конце разговора Гитлер признал, что, несмотря ни на что, он воплотит в жизнь план «Цитадель».

Судя по немецким источникам, руководство Германии все еще лелеяло надежду покорить весь мир. Свидетельство тому выступление Гитлера 8 мая на совещании гауляйтеров. Оно полно оптимизма, и ничто не свидетельствует о его сомнениях:

«Настанет время, когда Рейх будет господствовать над всей Европой. Мы должны будем выдержать еще очень много боев, но они, несомненно, приведут к блестящим успехам. [31]

С этого времени перед нами фактически откроется путь к мировому господству. Кто владеет Европой, тот несомненно завоюет и главенствующую роль в мире»{22}.

Однако «политические соображения», которым руководствовался Гитлер, планируя «котел» под Курском, были далеки от реалий войны. В первой половине мая чередой пошли крупные проблемы. Англо–американские войска сначала освободили Тунис, а затем вся группировка итало–германских войск была выбита с Северной Африки. Возникли серьезные проблемы у союзников — Муссолини и Хорти. В политических и военных кругах Италии и Венгрии начались брожение и глухое недовольство продолжавшейся войной. Об этом стало известно в Берлине. 15 мая на совещании Гитлер, сообщая об этом, неожиданно для генералов сделал вывод, что если ситуация будет развиваться в таком же направлении, то он готов отдать приказ об отходе из Орловского выступа и Донецкого бассейна, с целью высвобождения сил, на случай если возникнет необходимость поддержать союзников. На этом фоне вновь возник вопрос: «Стоит ли проводить «Цитадель»?»

Колебания Гитлера понятны, он не мог полностью игнорировать тяжелое положение страны, мнение профессионалов и не думать о последствиях. Кроме раскола в среде генералов, сомнения фюрера подогревала и ситуация с танками, которая также обсуждалась на этом совещании. О том, что оборона на направлениях главных ударов войск Клюге и Манштейна будет очень сильной, Гитлер знал. Он уже не раз получал фотографии, сделанные авиаразведкой, на которых было видно, как активно ведутся оборонительные работы. Поэтому для прорыва рубежей в районе Курского выступа он решил сделать ставку на бронетехнику, и прежде всего новые Т-5 «пантера» и Т-6 «тигр». Он предполагал, что концентрация значительных сил бронетехники на небольших участках позволит быстро прорвать укрепленные рубежи. В его приказе эта важная задача для сосредотачивавшихся у основания Курского выступа двух танковых группировок была четко сформулирована: «обеспечить максимальное массирование ударных сил на узком участке»{23}. Но использовать танки предполагалось в группах армий по–разному. Модель решил пробивать бреши в советской обороне пехотными частями, усиленными саперными подразделениями при плотной поддержке артиллерии. Лишь после прорыва тактической полосы для развития успеха планировалось вводить танковые соединения. [32]