А Волков - Зодчие

Разгневанный Мурдыш решил поймать беглеца и примерно наказать за поджог постройки, за дерзкий побег. Но расчет Голована оказался верным: зная, что он пробирался в Москву, преследователи бросились к западу. А быстроногий Голован, отбежав за ночь верст тридцать к востоку, затаился в глухой чащобе...

Глава XI

НИЩАЯ БРАТИЯ

Голован скрывался весь день, питаясь захваченным с собой хлебом. Вечером начал пробираться к дороге. На пути заметил костер, разложенный посреди поляны. Андрей решил разузнать, что там за люди. Всмотревшись, облегченно вздохнул: "Убогие!"

У костра лежали и сидели нищие. Над костром висел котелок.

Головану захотелось послушать нищих: может быть, они говорят о событиях прошлой ночи. Андрей подкрался к опушке, хрустнул веткой. Нищие насторожились.

- Кто-то бродит по лесу? - спросил тщедушный подросток с плоским серым лицом.

- Зверушка, - равнодушно отозвался старик, лежавший у костра на холстине.

- Дедушка Силуян, рассказывай дальше, - попросил плосколицый паренек.

- Хватит! Слыхали мы про Илью... - проворчал слепой мужик огромного роста, с черной всклокоченной головой.

Но другие заспорили:

- Замолчь, Лутоня! Вечно насупротив всех!.. Сказывай, дед Силуян!

Силуян заговорил нараспев:

- На закате то было красна солнышка, на восходе то было светла месяца... Выезжал на подвиг матерой казак, матерой казак Илья Муромец. Перед ним ли раскинулось поле чистое, а на поле том старый дуб стоит... У того ли дуба три дороженьки: уж как первая дорога к Новугороду, а вторая-то дорога к стольну Киеву, а что третья-то дорога к морю синему, к морю синему далекому...

Слушая тихую, ласковую речь деда Силуяна, который, очевидно, был вожаком нищих, Голован решил открыться ему и просить покровительства. Если старик согласится принять его в артель, легче будет укрыться от преследования.

Андрей смело вышел из лесу. Его неожиданное появление наделало переполоху. Плосколицый паренек испуганно крикнул; огромный Лутоня схватился за нож, повернув незрячее лицо в сторону Голована; одноногий нищий принялся совать куски хлеба в суму... Только Силуян не тронулся с места; лицо его, заросшее мягким седым волосом, спокойно обернулось к чужаку.

- Хлеб да соль, родимые! - поклонился Голован

- Едим да свой, а ты подале стой!.. - грубо ответил Лутоня.

- Экой ты неукладливый, Лутонюшка! - перебил слепого Силуян. - Чего парня зря пугаешь?.. Подходи, малый, присаживайся: мы люди не опасные. Откудова будешь, чьих?

- Я от татарского полону избавился, а иду в Москву...

Андрей рассказал о странствиях с Булатом, о том, как печально они закончились. Оказалось, что нищие слыхали о Булате, не раз стояли на папертях построенных им церквей. Слушая повесть Голована, смягчился даже суровый Лутоня, а суровость его была не от природы: ожесточила его жизнь.

Правдолюбец, прямой и искренний, холоп князя Вяземского, Лутоня смолоду восстановил против себя боярского тиуна.

Тиун Аверко брал, как говорится, с живого и с мертвого, жадности его не было предела. Он установил двойной оброк: один в пользу князя, другой в свою собственную.

Против лихоимца смело поднял голос Лутоня. Не раз он обличал тиуна при народе, а потом его же жестоко наказывали батогами.

Лутоня не унялся.

"Доведу самому князю про злые деда Аверки!" - решил мужик, сбежал из вотчины и пешком отправился в Москву за правдой.

Аверко узнал от доносчика о затее холопа и принял свои меры. Он опередил Лутоню и первый явился к Вяземскому с тяжелыми обвинениями против беглеца.

"Лутоня - дерзкий бунтовщик! - уверял князя тиун, подтверждая свою ложь клятвами. - Он супротивник боярской власти и перед убегом хвалился, что волшебством твою княжескую милость изведет: для того и на Москву подался..."

Верные слуги князя схватили Лутоню у заставы. От него и под пыткой не могли вынудить признание, что он злоумышлял против князя, но все же мужик был приговорен к тяжкому наказанию: Лутоне выжгли глаза.

С тех пор слепец Лутоня пристал к нищей братии и уже много лет бродил по Руси, обличая боярскую неправду.

Но к простым и особенно к гонимым старый Лутоня был добр. Подозвав Андрея, слепец ласково провел шершавой ладонью по его лицу, по голове и тихо сказал:

- О, да ты еще совсем молодой, паренек! А горя, видать, досталась на твою долю немалая толика...

Осмелев от ласкового приема, Голован признался:

- От одного полону спасся, в другой попал нежданно-негаданно...

- Как это? - насторожились нищие.