А Волков - Зодчие

Сильно одряхлевший Булат радовался.

"Теперь у Андрюши с Дуней скорее дело пойдет на лад, - раздумывал он. Это уж так: есть - не видишь; потерял - горюешь!"

Дружеские отношения Голована и Сергея испортились: молодые люди чувствовали друг в друге соперников.

Очутившись наедине с Дуней, Барма поговорил с ней.

- Ты, девушка, моих ребятенок от работы отрываешь, - полушутливо начал он. - Сергей с Андрюшей, того гляди, подерутся, а работе урон.

Дуня заплакала:

- Я, дедушка, ничем не причинна...

- А я тебя не виню. Ты признайся мне: который тебе по сердцу?

- Сергею скажи, - прошептала девушка, - за него не пойду... И ни за кого не пойду! - добавила со внезапной решимостью.

- Вот те на! - изумился старик. - А за Голована?

- Где уж! - скорбно вздохнула Дуня. - Он на меня и смотреть не хочет. Да и не ровня мы... Он - царский розмысл, я - сирота.

Барма рассердился:

- Не смей говорить неподобные слова! Сирота нашлась! У тебя дед тоже зодчий, человек повсюду знаемый. Про неравенство не поминай!

- Не буду... - улыбнулась Дуня сквозь слезы.

Старик смягчился, погладил Дуню по гладким русым волосам:

- Не плачь, доченька! А с Серегой я поговорю, чтобы на грех не лез.

* * *

Не всегда дело с лодырями оканчивалось так гладко, как с Петрованом Кубарем. Несколько человек пришлось прогнать. Уволенные работники распускали лживые слухи, порочащие Барму и его помощников. Эти слухи на лету подхватывались завистниками из числа зодчих, не принятых на работу Бармой.

"Залетели вороны в высокие хоромы! - шипела ядовитая молва. - Не по себе взялись дерево рубить Постник с Бармой. Стенок навыводили, а что с ними делать - не ведают... И то сказать: шутка ль дело - девять престолов! Таковых соборов никто допреж не страивал..."

Слухи дошли до зодчих. Напрасно утешали они друг друга: от сплетен да напраслины мудрено уйти! На душе у них было тяжело, обидно. А тут еще произошел случай, сыгравший на руку недоброжелателям.

Большая толпа рабочих, возмущенных тем, что в последние дни их кормили вконец испорченной пищей, окружила Барму, Голована и Ефима Бобыля. Послышались сердитые возгласы:

- Работаем как проклятые, а едим как свиньи!

- Хороший хозяин такой дрянью кормить свинью не станет - околеет свинья!

- В каше не масло, а песок!

- Пошли, ребята, жаловаться самому царю!

Напрасно зодчие старались доказать людям, что не они повинны в плохой пище.

- Что вы всё валите на чужого дядю! - кричали строители. - Вас бы покормить из нашего котла, вы б запели репку-матушку!

Голован и Бобыль переглянулись.

- А ведь не плохо придумано! - усмехнулся Голован.

Бобыль догадался:

- Целовальников на тот же стол посадить, и чтоб ели без отказа!

Зодчие обратились к толпе и рассказали, на какую мысль навел их разговор. Строители разошлись со смехом и шутками.

Разговоры о случившемся покатились по Москве. Пьяную выходку кучки работников разносчики вестей превратили в бунт. Одни говорили, что зодчих искалечили. "Побили до смерти", - уверяли другие. Нашлись очевидцы, которые собственными глазами видели, как трупы Бармы и даже Постника, которого и на Москве не было, везли на дровнях, завернутые в грязные рогожи...

Царь, узнав о случившемся, приказал зодчим явиться.

- Ничего! - сказал Барма. - Мы никого не боимся и ни от кого не таимся...

Иван Васильевич собирался на охоту. На нем был подбитый мехом зеленый охотничий кафтан, перехваченный кожаным поясом, за которым торчал кинжал; голову покрывала низенькая шапка бобрового меха.

Царь встретил зодчих неприветливо:

- Что про вас Москва благовестит?

Барма ответил с низким поклоном:

- Не прими во гнев, государь! Наше дело большое, а в большом деле не без греха...

- А все-таки есть грех?

Барма рассказал царю о жалобах рабочих на плохую пищу.

Иван Васильевич вспылил:

- Смутьяны на стройке завелись? Драть их кнутами без пощады - узнают, как жаловаться! Вижу, слабы вы с Ордынцевым: не держите народ в узде!

- Батюшка Иван Васильевич! - взмолился старый зодчий. - Возьми на час терпенья!

Царь насмешливо улыбался, выдвигал кинжал из ножен и вдвигал обратно. Смотрел недобрыми глазами.

- Говори, старик, послушаем!

Барма продолжал, не смущаясь:

- Прости, что с тобой по-свойски разговариваю, - на прямое слово ты не серчаешь, то знаю, господине! А сам посуди: работный люд правду говорит - уж очень пища плоха. И надо бы заставить целовальников вместе со строителями из одного котла питаться...