А Волков - Зодчие

Барма что-то прикидывал в уме и соображал: это видно было по движениям его рук. Он успел перешепнуться с Постником, который его понял и одобрил.

- Дозвольте слово молвить, государь и преподобный владыко! Семь храмов окрест главного храма поставить неможно. Зрелище получится не радостное, а беспорядочное. Надобно ставить округ главного восемь храмов: четыре по четырем сторонам света да другие четыре промежду ними. Тогда возымеем полное совершенство и со всех сторон равный и глаз восхищающий вид...

- Так, государь! - подтвердил Постник.

- Ладно, верю вам. Сделаем восемь престолов вокруг большого.

На этом решении остановились.

* * *

Главным смотрителем будущего строения царь назначил Федора Ордынцева. Этому назначению предшествовал разговор Ивана Васильевича с его любимцем.

Когда Ордынцев вошел в палату, царь сидел на лавке в узком темно-синем терлике191 с золотыми разводами, в простой бархатной скуфейке, прикрывавшей стриженные в кружок волосы. Перед ним лежали шахматы из слоновой кости; Иван Васильевич внимательно их пересматривал.

- А, Григорьевич! - ласково воскликнул царь. - Как жив?

- Твоими благодеяниями, государь! Здрав будь на многие лета!

Ордынцев низко, до земли, поклонился царю.

- Вот, любуюсь шахматами дивной работы. Персидского государя подарок. Умеешь, Григорьевич, сей игре? А то бы сыграли!

- Не обучен, государь! - развел руками окольничий.

- То-то! - самодовольно сказал царь. - Потому люблю искусство шахматного боя, что имеет оно родство с воинским боем... Знаешь, зачем тебя позвал? - круто переменил разговор.

- Не ведаю, государь!

- Хочу тебе отдых дать от пушечных дел!

Ордынцев покраснел:

- Али не угодил, государь? Худо работаю?

- Работаешь хорошо и, знаю, выучил способных помощников. Одного из них, по твоему выбору, и поставим на твое место. А тебе иная забота: станешь у меня ведать строительством собора. Дело вельми большое...

- Неужто другой на это не найдется? - огорченно спросил Федор Григорьевич.

- Охотников много, да руки у них липкие, - зло ответил царь. - А твою честность я знаю. Сам не будешь воровать и другим не дашь.

- Трудная задача, государь...

- Знаю, что трудная, но ты старайся. И помни, Григорьевич: я тебя с Пушечного снимаю на время. Казань мы великими трудами и кровью повоевали. Думаешь, всё? - Иван значительно поднял палец. - Ныне главное зачнется! Западу ли по душе, что Россия возвышается, что становится твердой ногой на доселе отторгнутых у нее землях? Говорю тебе: поднимутся на нас и поляки, и ливонские рыцари, и свей, и немцы - все дорогие соседушки... И надобно их встретить достойно! А посему про пушки забывать не будем!

- Дозволь, государь, слово молвить. Строительство - дело великое, и я за него берусь. Но ты уж разреши мне и на Пушечный заглядывать, чтобы там дело не разладилось...

- Вот это твое прошение мне по душе! Вижу, верный ты слуга и нелицемерно о государственном деле печешься. И быть по сему!

Ордынцеву пришлось взяться за новое дело.

Царская грамота приказывала разыскать по ближним посадам и уездам все сараи и печи, где выделывался кирпич и где обжигалась известь. Приказано было записать их на царское имя, починить и заново покрыть. Повелевалось строить новые печи и сараи, заготовлять лес и дрова, ломать известковый и бутовый камень.

Всеми этими хозяйственными делами должен был ведать окольничий Федор Григорьевич. Он же отвечал за царскую казну, отпущенную для стройки. Но так как одному человеку невозможно было справиться с таким громадным делом, то в помощь Ордынцеву было выбрано из московских посадских людей десять целовальников.

Эти целовальники должны были ведать денежными расходами по разным статьям, записывать расходы в книги и скреплять собственноручной подписью. Для рассылки по мелким поручениям приставили двадцать детей боярских.

На Ордынцева возлагалась нелегкая задача: смотреть за целовальниками и детьми боярскими, чтобы они не расхищали казенное добро, не брали посулов и приношений.

Тому, кто будет расточать строительные материалы, посулы брать и работать нечестно, царский указ грозил смертной казнью.

Читая и перечитывая указ, Ордынцев вздыхал:

- Трудно! Ах, трудно!

Собрав целовальников, присланных из Дворцового приказа, Ордынцев сурово внушал им:

- Коли вы, презрев страх божий и уставы государственные, заворуетесь злокозненно, за то вам, татям, нещадное будет мучительство!..

Староста целовальников - большеголовый, большебородый Бажен Пущин скромно улыбнулся: