Можно предполагать, что где-то в это время определилась и содержательная двойственность термина «русь». Отчетливо об этом говорится в трактате Константина Багрянородного «Об управлении империей», где присутствует термин «Внешняя Русь». «Приходящие из внешней Росии в Константинополь моноксилы являются одни из Немограда, в котором сидел Сфендослав, сын Ингора, архонта России».
В исторической литературе часто можно встретить, что именно к Константину восходит деление Руси на «внешнюю» и «внутреннюю». В действительности о внутренней Руси в его сочинении ничего не говорится, что повергает в смятение некоторых исследователей. Однако ничего загадочного здесь нет. Если была «Внешняя Русь», то вполне логично предполагать, что была и «Внутренняя Русь». При этом, судя по всему, это не столько географическое понятие, сколько политическое. Центральное средоточие государства Русь. Для Константина это был регион, куда сходились моноксилы и откуда они отплывали в Константинополь. Буквально, – пространство между Киевом и Витичевым.
Б. А. Рыбаков, осуществивший раскопки двух из перечисленных Константином городов – Любеча и Витичева, полагал, что именно они определяют границы Внутренней Руси. Думается, что при установлении пределов собственно Руской земли, не следует всецело полагаться на свидетельство византийского императора. Его знания исторической географии ранней Руси были весьма относительными. Здесь больше оснований доверяться более поздней летописной традиции.
В ней Руская земля выступает в двух значениях: широком, обозначающем все государственное пространство, и узком, указывающем на земли между Киевом, Черниговом и Переяславлем. Вот только несколько примеров.
Юрий Долгорукий, собираясь занять киевский стол, выступил из Ростово-Суздальской земли «в Русь». Обиженный за сына Ростислава, которого выгнал из Киевской земли Изяслав Мстиславич, он воскликнул: «Тако ли мнѣ части нѣту в Руской земли». После убийства Андрея Боголюбского владимирские бояре говорили: «Князь наш убьенъ, а дѣтей у него нету, сынок его в Новѣгороде, а братья его в Руси». Михаил и Всеволод Юрьевичи находились в то время в Чернигове. После неудачной попытки закрепиться во Владимире-на-Клязьме Михалко «поѣха в Русь». Позже, уже будучи владимиро-суздальским князем, Всеволод заявил киевскому князю Рюрику Ростиславичу протест из-за того, что тот не дал ему волости в Руси: «А мнѣ еси части не учинилъ в Руской землѣ».
После основания города Переяславля в Суздальско-Залесском крае суздальские летописцы стали называть Переяславль Южный Руским (Русьским, Рускым). «Того же лѣта (1198 г. – П. Т. ) посла благовѣрный и хрестолюбивый князь великий Всеволод Гюргевич, Павла на епископьство в Русьский Переяславль» [80] ПСРЛ. Т. 1. Лаврентьевская летопись. – М., 1962. – Стб. 414.
.
Тождественной Киеву была Русь также и для новгородцев. В летописной статье 1135 г. говорится: «Иде в Русь архиепископ Нифонт». Перед поставлением архиепископа Ильи в Киев было отправлено новгородское посольство во главе с игуменом Юрьевского монастыря Дионисием. «В то же лѣто ходи игумен Дионисий съ любовью в Русь» [81] Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. – М., 2000. – С. 32.
.
Киев и Киевщина были Русью также и для Смоленска. В рассказе об обмене подарками в 1148 г. между братьями Изяславом Киевским и Ростиславом Смоленским читаем: «Изяславъ да дары Ростиславу, что отъ Рускыи землѣ и отъ всихъ царьскихъ земель, а Ростиславъ да дары Изяславу что отъ Верхнихъ земль и отъ Варягъ» [82] ПСРЛ. Т. 2. Ипатьевская летопись. – М., 1998. – Стб. 369.
. В 1197 г. смоленский князь Давид Ростиславич отправил «сына своего Константина в Русь… брату своему Рюрикови на руцѣ» [83] Там же. – Стб. 704–705.
.
Не принадлежали к исконно Руской земле Волынь и Галичина. Князь Изяслав Мстиславич, периодически терявший киевский стол, уходил из Руской земли на Волынь, а оттуда снова возвращался в Русь. Дружины киевского князя Всеволода Ольговича, осадившие в 1144 г. город Звенигород, названы «Рускими полками», тогда как дружины Володимирка Галицкого наименованы «галичанами». В 1152 г. Володимирко принял решение поддержать Юрия Долгорукого, «идуча в Русь, поиде к Кыеву» [84] ПСРЛ. Т. 1. – Стб. 338.
. Встретив киевского посла Петра Бориславича возле церкви св. Спаса и удивившись, что тот еще не уехал из Галича, Володимирко грозно воскликнул: «Поѣха мужь Рускый» [85] ПСРЛ. Т. 2. – Стб. 462.
.
Читать дальше