Ирина Глущенко - Общепит. Микоян и советская кухня

«…не всегда сильный побеждает слабого, как было когда-то, а в нашей свободной цветущей стране справедливость восторжествует и лишний раз докажет, что надо смело бороться, вскрывая малейшие гнойники, малейшие пролазки классового врага народа…»

«И вот, в результате – замкнутый круг своих людей! Попробуйте бороться! Один в поле не воин, а поддержки “бунтовщику” не будет… осенью 1936 года я ушел из сахаропромышленности, ушел с кличкой Дон-Кихота, чудака и неудачника… Я никому не могу объяснить, как могло случиться, что человека, являющегося автором ряда изобретений и научных открытий, просто взяли и вышвырнули из промышленности, наплевав на все его открытия! Но и искать работы – это значит признать незыблемость той Фамусов ской круговой поруки, которая душит промышленность».

«…Я стою на краю льдины, она плывет все далее. Бури жизненного моря толкают эту льдину вперед, и скоро наступит время, когда я оборвусь безвозвратно в пропасть. Какие же у меня такие не простимые поступки перед нашей великой коммунистической стальной партией, а она таки стальная, что я никак со своей жизненной льдиной не могу приплыть к радостному берегу, от которого за год отплыл далеко. Неужели злой ветер обратным не будет? Мне… утопающему – никто руки не подаст!? Так издевательски – напрасно наказанный… Не дал стране родной труда – плодов!… Придется мне пропасть?!»

Здесь уже не только «маленький человек», но и ноты трагического героя.

За всеми этими страстями как-то забывается тема собственно пищевой промышленности. Лишь письмо из Белоруссии от Виктора Шимаковского вносит какую-то забавную краску:

«Дорогой тов. Микоян!

Хочу предложить Вам несколько тем этикеток для папиросных изделий:

а) “Трубка Сталина” для высококачественного табака.

б) рисунок для папирос “Ответ троцкистам” – изображающий троцкиста, который разбивает себе голову о несокрушимую стену СССР.

в) Чапаев – для папирос, а также для печенья. (Рисунок, сделанный моим младшим братом-учеником прилагаю.)

Пушкин – для высококачественных папирос, приурочив к 100-летию со дня смерти А. Пушкина».

Анализируя стиль Микояна в качестве руководителя промышленности, поражаешься его готовности вмешиваться в любую мелочь, контролировать события, происходящие на всех уровнях управляемой им системы. Больше того, подобное вмешательство он считает обязательным условием успеха.

Такой «микроменеджмент», в принципе характерный для советского управления 1930-х годов, дает на первых порах положительные плоды.

19 апреля 1934 года Микоян пишет сердитое письмо начальнику Главконсерва Свердлову (тому самому, у которого всего за два дня до того произошла неприятная история с крысами):

«Есть приказ, запрещающий без моего утверждения вводить новые этикетки для консервов. Между тем, тов. Левитин мне показал утвержденные кем-то этикетки на молочные консервы, на которых в качестве рекламы какой-то организации ЗЭН, нарисованы дорожные машины с таким текстом: “До 1930 года дорожные машины ввозились из-за границы. В 1931 г. завод Дормашина приступил к изготовлению первых основных видов дормашин-катков. В 1932 году изготовлено 102 катка, а к концу второй пятилетки 80180 катков будут «шлифовать» мостовые и шоссе Сов. Союза”. На другой – “Паровоз Феликс Дзержинский”… на третьей – трактор, на четвертой – экскаватор с соответствующими текстами.

Все это имеется на этикетках молочных консервов, но ни слова о способах производства молочных консервов.

Сообщите – кто утвердил эти этикетки, с чьего разрешения и когда они напечатаны, кто за это отвечает и кто нарушил мой приказ, – для наказания виновных.

20 апреля 1934 г.

Народный комиссар снабжения

А. Микоян».

Здесь очень важно то, что без ведома наркома ничего не делается и не должно делаться. Он вникает во все, контролирует все. Этикетки, конечно, не прошли – сгущенное молоко выходит с хорошо знакомыми всем советским гражданам бело-синими этикетками, сохранившимися и по сей день.

Сгущенка, с одной стороны, вроде бы всегда была, а с другой стороны, ассоциировалась с дефицитом. Видимо, преимущество сгущенки – в практически неограниченном сроке хранения. Если любая советская семья, по словам сатирика, могла «как на подводной лодке, полгода автономно продержаться», то сгущенка была важным элементом общей стратегии накопления запасов.

Рис. 10. «Любимый нарком». Начало 1930-х (публикуется впервые)