Сергей Кремлев - Русские распутья, или Что быть могло, но стать не возмогло

Языков, Лихачёвы и Голицын предлагали также введение табели о рангах из 34 или 35 классов; учреждение наместничеств с назначением исключительно по способностям, а также общую административную реформу. Всё это так или иначе было реализовано только при Петре, и у профессора истории Ганса-Иоахима Торке из Берлина были все основания заметить: «Если смотреть в целом, то новые времена при Фёдоре Алексеевиче в связи с обстоятельствами его правления наступали нерешительно и вполсилы…».

Как сам Фёдор, так и влиятельные при нём Голицын, Симеон Полоцкий, а ещё раньше – Ордин-Нащокин, были склонны к варианту модернизации при посредстве близкой к Европе Польши. Заключённый в 1686 году – уже после смерти Фёдора, «вечный мир» с Польшей основывался на участии России в антитурецкой коалиции в союзе с Польшей, Германской империей и Венецией. И, скажем, Василий Голицын, влиятельный как после смерти Фёдора – при Софье, так и при жизни Фёдора, бегло говорил на польском и латыни, популярной к тому времени тоже только в Польше. Так что у Ключевского были все основания предполагать, что если бы Фёдор правил 10–15 лет и имел сына, то западная культура пришла бы в Россию из Рима, а не из Амстердама – как это произошло при Петре.

Однако упаси Бог Россию от такого варианта «модернизации»!!.. Это означало бы одно – всё возрастающую третьесортность России, поскольку сама Польша в интеллектуальном, научном и культурном отношении всегда была третьим европейским сортом. При этом и Италия становилась уже вторым сортом.

Как гуманитарий, Ключевский, похоже, не понял, что для задержавшейся в средневековье России необходимым и спасительным был толькотехнократический, технологический вариант модернизации, а здесь в лидеры вышли Голландия, Англия, Дания, Германия…

Итальянец Галилей как светоч науки был прошлым, а конец XVII и начало XVIII века проходили под знаком гения англичан Бойля и Ньютона, немца Лейбница, голландцев Гюйгенса и Левенгука…

Россия должна была стать морской державой, а лучшие корабли строила Голландия, а лучшее теоретическое кораблестроение было в Англии… К тому же, простоватые и работящие голландцы выгодно отличались от коварных ватиканских умников в сутанах иезуитов, и простодушным и работящим русским больше годились в толковые учителя…

Впрочем, предположение Ключевского так и осталось предположением – 27 апреля 1682 года царь Фёдор скончался после, говоря языком современным, непродолжительной болезни, двадцати одного года от роду. Насколько известно, версия об его отравлении никогда и никем не высказывалась, а она ведь напрашивается сама собой.

За несколько месяцев до кончины Фёдор женился на Марфе Апраксиной, которая была не только свойственницей Ивана Языкова, но ещё и крестницей Артамона Матвеева, сосланного стараниями Милославских в Пустозерск.

Марфа стала хлопотать перед мужем за Матвеева, и его перевели вначале в Мезень, потом – «до указа», в один из костромских пригородов – Лух… Надо полагать, что готовился и указ об отмене опалы и возвращении Матвеева в Москву. Собственно, после смерти Фёдора он в столице и появился.

Государственная «связка» из Артамона Матвеева, Ивана Языкова и Алексея Лихачёва – с учётом того, что два последних склонялись к поддержке Нарышкиных, означала бы быстрое и окончательное падение влияния Милославских, которое и так сходило «на нет»… А уже подрастал Пётр, и ум у него был не царя Фёдора, и не царевича Ивана. В партии же Милославских рвалась к власти царевна Софья.

Если бы болезненный Фёдор скончался, то по старшинству Фёдору должен был наследовать Иван – хилый и вялый. И власть, почти упущенная за последние годы Милославскими, опять вернулась бы к Милославским в виде официального или фактического регентства той же, например, Софьи.

Могли ли Милославские – своекорыстные, государственно ничтожные, завистливые, не решиться на устранение Фёдора?

Очень даже могли, а скорее даже – они не могли нерешиться на устранение Фёдора…

Милославские, похоже, и решились, но кое в чём просчитались – перспектива номинальной фигуры Ивана на троне при регентстве государственных бездарей (если не сказать больше) Милославских многих в Москве не вдохновляла. Зато Пётр виделся однозначно перспективным вариантом, и когда патриарх в Передней палате царского дворца после кончины Фёдора обратился к высшим церковным иерархам и Боярской думе с вопросом, кому из двух царевичей быть на царстве, раздались голоса, что это должен решать Земский собор…