Сергей Кремлев - Русские распутья, или Что быть могло, но стать не возмогло

«Речь Посполитая» – это дословный перевод с латинского «Res publica» («республика» – «дело общее»). И чем закончился этот якобы «республиканский» элитарный эксперимент, известно: могущественная в XV веке, угрожавшая в XVI – начале XVII века будущему Руси, Польша была в XVII веке обессилена магнатскими сварами, а затем в XVIII веке последовательно трижды разделена между соседними державами. (Россия, впрочем, в первые два раздела всего лишь возвращала в свой состав свои же земли, в том числе и земли бывшего Галицко-Волынского княжества, о чём в своём месте ещё будет сказано).

Нечто подобное вполне могло ожидать и Русь – при реализации «старицко-курбского» варианта. Причём внешние угрозы не только безопасности, но и самому существованию сильной России со стороны Крыма и Турции были тогда намного масштабнее и серьёзнее, чем аналогичные угрозы Польше.

Мы привычно говорим и пишем: «реформы Ивана Грозного», «Московское государство XVI века», «дипломатическая деятельность Ивана IV», но за всеми этими понятиями стоит совсем не то, что мы подразумеваем под подобными понятиями, определяя современное положение дел.

В исторической реальности того самого XVI века ничего этого могло бы и не быть – ни реформ Ивана Грозного, ни его дипломатической деятельности…

Ни самого Московского государства в том виде, каким мы его знаем.

Это был тот всё ещё переходный период русской истории, когда Рязань, Калуга или Тула, да и сама Москва могли в одночасье превратиться в груду дымящихся развалин, а положение русского царя было неустойчивым – неустойчивым буквально!

Ещё в 1541 году крымский хан Сахиб-Гирей приходил на Оку у Коломны (у Коломны!!) и ушёл восвояси лишь постольку, поскольку обнаружил перед собой огромное русское войско. По пути он хотел овладеть Пронском, был отбит, но с обратного пути написал Ивану IV бранное послание, начинавшееся словами: «Проклятый и отверженный, беззаконный, московский пахарь, раб мой…», и содержавшее угрозы запрячь Ивана в соху, заставить сеять золу и т. д. (К слову, Сахиб-Гирей, похоже, был неплохо осведомлён о быте московского двора – юный Иван действительно потехи ради, как сообщают летописцы, «пашню пахал вешнюю и з бояры сеял гречиху…».)

И угрозы Сахиб-Гирея нельзя считать бессильными, не могущими быть исполненными. Многое тогда зависело от многого, ибо Россия в эпоху Ивана Грозного подошла к важнейшей для её будущего точке «бифуркации». Пройдя её верно, Россия обеспечивала себе уже нерушимо великое будущее. Пройдя неверно, могла быстро и необратимо впасть в ничтожество.

Мы ничего не поймём в эпохе Грозного и его действиях, если не поймём, что в историческом плане наиболее значимой и потенциально смертельной для Руси была тогда угроза системной «полонизации»Руси – полонизации не в смысле её захвата и поглощения Польшей, а в смысле установления на Руси политического строя, скопированного с польского… В реальной Польше правили магнаты, в виртуальной «старицко-новгородско-курбской» России правили бы княжата и бояре.

При этом для Польши не было смертельно опасных внешних угроз – угрозой Польше были сами польские магнаты и польская шляхта. А Русь Ивана IV успела ликвидировать лишь одну внешнюю угрозу – восточную, да и то – проблематично. Турецкая Османская империя была крайне недовольна переходом Казанского и Астраханского ханства под юрисдикцию России, османы сами рассчитывали патронировать эти земли, как и Крымское ханство. Поэтому вместо восточной возникла южная угроза.

На севере Руси угрожала Швеция, блокируя выход на Балтику и претендуя на новгородские земли…

На северо-западе это блокирование обеспечивала немецкая Ливония во главе с Ливонским орденом, обосновавшимся на территории нынешних Латвии и Эстонии, а на западе никуда не девались традиционные недоброжелатели и соперники Руси – Литва и Польша.

Германскую «Священную Римскую» империю и зависимую от Турции Трансильванию (Семиградье) к доброжелателям Руси тоже нельзя было отнести никак.

Союзников же у Руси не было и быть не могло – наладившиеся у Ивана торговые отношения с Англией скорее разжигали в Лондоне нездоровые аппетиты, чем способствовали поддержке Англией Руси. А намечавшийся союз с Данией общего положения дел не менял.

В этих внешних враждебных – тотально враждебных – условиях сохранение и развитие России оказывалось возможным только при сильном, политически и духовно едином централизованном государстве и самодержавном государе, имеющем исключительные личные права. Не прихоть, не гордыня Грозного, и вообще не чьи-либо желания или склонности программировали историческую необходимость для России самодержавия в то время, а три объективных обстоятельства, три фактора.