Сергей Кремлев - Ленин. Спаситель и создатель

Троцкий сообщил также, что Предпарламент распущен, что город контролируют силы Военно-революционного комитета, и что Зимний дворец ещё не взят, но его судьба решается в этот момент.

Во время выступления Троцкого в зале появился Ленин, заметив которого, все встали и устроили овацию. Вот здесь – ещё до открытия II съезда Советов, Ленин и произнес своё историческое:

– Товарищи! Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой всё время говорили большевики, совершилась!

И мне, пожалуй, придётся ещё раз вспомнить приснопамятного «историка» Шрамко. Он утверждает, что «почти до начала 1926 г. в СССР… использовалась… формула: „Октябрьский переворот“…», что «все, в том числе Ленин и Сталин, писали: после Февральской революции большевики начали подготовку к Октябрьскому перевороту», и делает вывод: «Иными словами, тогда большевики признавали, что в Октябре 1917 г. произошёл перехват власти, а не пролетарская революция»…

С одной стороны, как видим, Ленин в решительный момент говорил о свершившейся революции. С другой стороны, правдой в утверждении Шрамко является лишь то, что формула «Октябрьский переворот» действительно Лениным и другими большевиками употреблялась. Так, речь на торжественном заседании Всероссийского Центрального и Московского советов профессиональных союзов 6 ноября 1918 года Ленин начал со слов:

– Товарищи! Мы собираемся сегодня на десятки и сотни митингов, чтобы праздновать годовщину Октябрьского переворота [897]!

Но, выступая в тот же день на VI Всероссийском чрезвычайном съезде Советов рабочих, крестьянских, казачьих и красноармейских депутатов, Ленин говорил:

Товарищи! Годовщину нашей революции нам приходится чествовать в такой момент, когда разыгрываются самые крупные события…, и т. д. [898]

То есть обе формулы были равнозначными. Причём обе – по сути верными, поскольку европейское слово «революция» восходит к латинскому revolutio , что по-русски и означает «переворот». Револьвер назван револьвером не потому, что он играет в революциях немалую роль, а потому, что в нём проворачивается барабан с патронами.

Так что наиболее существенно не то, как надо называть Октябрь 1917 года, а то, как надо определять его суть и значение… А суть в том, что Октябрьская революция стала переворотом во всём – в государственном устройстве русского общества, в производственных и общественных отношениях. И даже – в межличностных отношениях. Если до 25 октября (7 ноября) 1917 года официальным обращением в России было слово «господин», то теперь оно сменилось новым словом «товарищ», и уж, не меньше, чем словом «гражданин».

Что же касается первой «советской» публичной речи Ленина во второй половине дня 25 октября (7 ноября) 1917 года, то она была краткой и деловой – без восклицаний:

– Какое значение имеет эта рабочая и крестьянская революция? Прежде всего, значение этого переворота состоит в том, что у нас будет Советское правительство, наш собственный орган власти, без какого бы то ни было участия буржуазии… Отныне наступает новая полоса в истории России и данная, третья русская революция должна в своём конечном итоге привести к победе социализма…

Ленин был конкретен и деловит:

– Теперь мы научились работать дружно. Об этом свидетельствует только что происшедшая революция. У нас имеется та сила массовой организации, которая победит всё и доведёт пролетариат до мировой революции…

На первый взгляд, последнее утверждение Ленина деловым – с учётом последующего хода мировой истории – назвать нельзя. Несмотря на то, что через тридцать лет после произнесения этих слов фактом стала мировая система социализма, той мировой революции, которую имел в виду Ленин, не произошло. Но, во-первых, неверно думать, что Ленин делал ставку лишь на мировую революцию, и подтверждение сказанному мы находим у самого Ленина. За месяц до Октябрьской революции он написал статью «К пересмотру партийной программы», опубликованную в журнале «Просвещение» в том же октябре 1917 года. И вот что мы там читаем:

«Мы не знаем, победим ли мы завтра или немного позже (я лично склонен думать, что завтра, – пишу это 6-го октября 1917 года – и что можем опоздать с взятием власти, но и завтра всё же есть завтра, а не сегодня). Мы не знаем, как скоро после нашей победы будет революция на Западе. Мы не знаем, не будет ли ещё временных периодов реакции и победы контрреволюции после нашей победы…

Мы всего этого не знаем и знать не можем . Никто этого знать не может …» [899]