Владимир Семичастный - Спецслужбы СССР в тайной войне

— Э нет, этому еще рано, это не тот список.

И достал список из другого кармана:

— Вот это действительно Политбюро ЦК.

Хрущев много внимания уделял моему воспитанию. Часто я слышал по телефону:

— Если у тебя есть время, приезжай — я тут двух министров приму, а ты посидишь.

После встречи иногда спрашивал:

— Твое мнение?

Я вначале робел, а потом стал анализировать более смело. Становился более самостоятельным. Нелегко это давалось.

Как-то принес ему перечень вопросов для рассмотрения. Докладываю. Первый — не подходит, второй — тоже нет. Чувствую, он какой-то взъерошенный весь. Так дошли до шестого вопроса, и вдруг он взорвался:

— Подожди-подожди, почему ты не отстаиваешь, не защищаешь? Вы ведь готовили это с секретарями ЦК, обсуждали эти вопросы. Вы их продумывали, и аргументов было полно, а теперь сдаешься при первом же моем возражении.

— Ну как же мне с вами спорить…

— Нет, давай все сначала. Ты докажи, что прав. Да и я сейчас буду слушать внимательнее, а то меня тут взвинтили.

Ну, я заново начал докладывать, и почти все вопросы решили положительно.

Он мне всегда говорил: «Ты спорь со мной, отстаивай свои позиции. Мы же не частные лица: ты — секретарь комсомола, я — секретарь партии. Ты от имени кого пришел? И куда пришел? Ты пришел в партию, так и отстаивай комсомол!»

Нет цены тому политическому опыту, которым в послевоенные годы делился со мной Хрущев! Вначале наши отношения можно было сравнить с отношениями отца и сына. Никита Сергеевич часто приглашал меня к себе в кабинет, иногда только для того, чтобы я мог, укромно устроившись, слушать, как он ведет беседы с министрами, с другими важными политиками.

И всю его науку я старался донести до комсомольцев. Когда в феврале 1949 года состоялся XIV съезд ЛКСМ Украины, я выступил с докладом, в котором особо остановился на необходимости совершенствования квалификации молодых рабочих, овладении новаторскими методами, борьбе с нарушителями трудовой дисциплины. Я говорил о том, как важно воспитывать молодежь, как необходимо, развернув массовую работу, заботиться о каждом человеке отдельно.

Хрущев очень доверял мне. Он никогда не давал комсомол в обиду.

Помню, как на одном из совещаний секретарей райкомов партии я в своем выступлении привел факт, когда один секретарь райкома комсомола имел восемнадцать взысканий за то, что как уполномоченный райкома партии не обеспечил выполнения плана по заготовке яиц, шерсти, прополке и т. п. Под хохот всего зала я объяснял присутствующим: поймите, у нас в райкоме комсомола всего два-три работника. Если один из них будет беспрерывно работать как уполномоченный, то кто же будет проводить бюро райкома, прием в комсомол, заниматься, в конце концов, молодежью?

После моего выступления взял слово Н.С. Хрущев:

— Мне прислал сейчас записку секретарь райкома, о котором здесь говорили. Он пишет, что взысканий было не восемнадцать, а шестнадцать, в том числе выговоров только пять, а остальные — «предупредить» и «указать». Я даже не буду эти глупости перечислять. Что же вы в обкоме смотрите, если у вас такой человек сидит во главе районной партийной организации? Ведь ему руководить комсомолом надо, а не делать из райкома комсомола «контору по заготовке рогов и копыт». И потом, зарубите себе на носу, что в делах молодежи, защиты ее интересов мы верим больше секретарю ЦК комсомола, чем вам.

Ну, конечно, этого горе-руководителя на другой день освободили от должности, сделали выводы и все такое прочее.

Однажды мы обсуждали на пленуме работу Комитета по кинематографии, и в его адрес было высказано много критики. Присутствовавший на пленуме Хрущев спросил:

— Почему вы не можете вызвать на бюро ЦК комсомола председателя этого комитета Кузнецова и объявить ему выговор? Ведь если вам на обед каждый день давать редьку, вы возмутитесь? А он ведь каждый день вам редьку дает!

— Так вы же меня за это и накажете, — бросил я реплику из президиума.

— Накажу, но через месяц сниму выговор. А вот если мер не будете принимать, объявим выговор и не будем его снимать пять лет.

Он требовал, чтобы любой министр шел ко мне в ЦК, а не я шел к нему, если вопрос касался молодежи.

Сохранением доброй памяти о комсомольцах-подпольщиках «Молодой гвардии» мы целиком обязаны Никите Сергеевичу. Если бы он напрямую не обратился к Сталину, эта организация, как и многие подобные ей, канула бы в неизвестность, попав на проверку в МГБ (Министерство государственной безопасности — так назывались органы государственной безопасности с 1943 года до самой смерти Сталина). А там сразу: кто кого предал, кто кому изменил и т. д. И это могло тянуться годами! Но поскольку указы были подготовлены своевременно и подписаны быстро Хрущевым и Сталиным, дело завершилось благополучно.