Другими словами: Гитлер не добился ничего, но только (однако все же) натворил чудовищных дел. При этом он действовал с такой вызывающей изумление мощью, как едва ли какой другой «великий человек» в известной нам истории.
Но по этой причине нельзя уйти от обсуждения огромного воздействия, которого он достиг, и так же нельзя не обсуждать того, что он дважды, осенью 1938 и летом 1940 года очень близко подошел к своей действительной цели. Так что это не праздная игра, но вполне серьёзное историческое исследование — отыскание ошибок, посредством которых он уже наполовину достигнутое превратил в противоположное, и это не является болезненным любопытством, когда при этом занимаются также особенностями характера Гитлера: ошибки, которые он делал, в основном имеют свои корни в изъянах, которые у него были.
Частично, конечно же, и в его заблуждениях. По меньшей мере одна ошибка — самая первая, которая сказывалась уже с 1933 года — происходит из доминирования «программатика» Гитлера над политиком Гитлером.
В предшествующей главе мы видели, что в теории мировых событий Гитлера рядом друг с другом происходили две совершенно различных линии действия. С одной стороны вечная борьба народов — точнее говоря, белых народов (цветные для Гитлера в расчет не принимались) за жизненное пространство и господство или подчинение, и в качестве высшей награды за победу — мировое господство. С другой стороны — общая борьба всех белых народов против евреев. Соответственно политик Гитлер с самого начала преследовал две совершенно различные цели: с одной стороны — господство Германии над Европой, с другой стороны — «устранение» евреев, под которым он имел в виду их уничтожение. У этих двух целей не было ничего общего; оба замысла даже препятствовали друг другу.
В политике всегда ошибочно одновременно преследовать две цели; и это так тем более, если первая цель столь далека, что её пожалуй можно достичь только при чрезвычайной концентрации всех сил — и даже при этом только лишь при большой удаче. В цели — господствовать над Европой — еще до этого потерпел неудачу каждый, кто ставил её себе: Карл Пятый и Филипп Второй, равно как и Людвиг Четырнадцатый и Наполеон. Возможно, это не было безусловной причиной с самого начала оставлять каждую новую попытку как безрассудную; все–таки возможно, что Германии в двадцатом веке удалось бы то, что не получилось у Испании в шестнадцатом, у Франции в семнадцатом и в девятнадцатом веках. Но это было несомненно причиной, чтобы предвидимое огромное сопротивление, которое само по себе происходило из постановки вопроса, не усугублять без необходимости еще больше и тем, что с задачей не имело ничего общего. Кто хочет покорить Европу, тот не должен к врагам, которых он предсказуемо произведет в Европе, еще и прибавлять число влиятельных врагов во всем мире (и в собственной стране). Это была ошибка, особенно в том случае, когда дополнительные враги, которых произвели умышленно, прежде были самыми лучшими друзьями. И это были евреи, пока Гитлер не сделал их врагами.
Здесь вопрос не о том, сколь высоко можно оценивать влияние евреев на политику их различных стран. Вероятно, Гитлер его переоценивал — что тем более должно было стать для него поводом, чтобы удерживать их на своей стороне и без основания не принуждать их перейти на враждебную сторону. Потому что до Гитлера еврейское влияние в мире совершенно преобладающим образом было ярко выраженным прогерманским элементом, о чем противники Германии в Первой мировой войне могли бы много чего рассказать. В Америке это влияние долго и ощутимо противодействовало вступлению в войну на стороне Антанты. В России оно сыграло большую роль в успешно проводившейся Германией революционизации царской империи. Своим антисемитизмом Гитлер, таким образом, без необходимости не только создал по всему миру дополнительных врагов: он сделал врагов из друзей, он с немецкой чаши весов переложил гирю на вражескую чашу — что весит вдвойне.
Но все еще недооценивается тот отрицательный эффект, который с самого начала Гитлер сам себе произвел в Германии своим антисемитизмом, даже если этот антисемитизм сначала проявлялся только в постоянном страдании, диффамации и дискриминации немецких евреев и еще не давал возможности распознать свои ужасные конечные формы. Страдания полностью достаточно, чтобы из друзей сделать врагов. А немецкие евреи в своей большой массе были до Гитлера — трогательным образом в малой части даже и во времена Гитлера и несмотря на Гитлера — как раз безумно влюблены в Германию.
Читать дальше