Себастьян Хаффнер - Заметки о Гитлере

И это не только потому, что он увидел ценность плана военной кампании Манштейна и настоял на его осуществлении против сомнений командующего сухопутными войсками Браухича и начальника Генерального штаба Гальдера, а прежде всего потому, что он, и только он один обеспечил то, что этот на военный поход вообще отважились. У всех немецких генералов перед глазами была ужасающая картина наступления на Францию в 1914 году, которое после первого натиска заглохло и превратилось в четырехлетнюю позиционную войну; чем во второй раз ввязываться в такое приключение, некоторые из них зимой 1939 года были уже готовы на путч против Гитлера. И так же, как и немецкие генералы, весь мир как само собой разумеющееся ожидал от Франции повторения чуда обороны 1914 года. Только не Гитлер. Как раз эти всеобщее ожидание и всеобщее скорое разочарование высветили победу Гитлера над Францией таким образом, что оно казалось настоящим чудом. Но оно не было таковым. Чудом был успех французской обороны в 1914 году; а Франция 1940 года не была Францией года 1914. (Возможно, не будет лишним указать, что Франция образца 1978 года также не является более Францией 1940 года. Это обновленная, физически и морально вновь усилившаяся нация). В действительности она уже была внутренне побеждена, прежде чем первые немецкие танки пересекли реку Маас.

Выше, при нашем описании ликвидации Парижской мирной системы, мы несколько потеряли из вида Францию в 1924 году — в году, когда после провала своего одиночного вступления в Рурскую область Франция вынужденно приспособилась к английской политике умиротворения: сначала еще против воли и препятствуя, позже все более безвольно, в заключение с почти мазохистским усердием. В действительности Франция с этого года играла в европейской политике подчиненную роль. Протагонистами были Англия и Германия, и вопрос заключался в том, согласуются или нет английское умиротворение и немецкий ревизионизм. Франция могла при этом лишь надеяться на лучшее, а именно на то, что Германия посредством постепенного удовлетворения её жалоб в конце концов действительно успокоится.

Если же нет, то дело было скверно, поскольку каждая уступка Германии была за счет Франции; при каждой уступке снова выявлялось естественное превосходство в силе 70‑миллионного народа над 40‑миллионным, которое Франция тщетно пыталась устранить в 1919 и в 1923 годах. А когда умиротворение — как всегда и опасались во Франции — оказалось напрасным, и вновь ставшая сильной Германия однажды выступила за реваншем, то все же у Англии между ней и Германией было море, а вот у Франции больше не было даже Рейна. Франция следовала в русле английской политики, хотя она с самого начала глубоко скептически оценивала её шансы на успех; она следовала ей, поскольку у неё не было выбора. Но при этом у неё все больше и больше сдавали нервы; её воля к самоутверждению ослабевала. Она не отваживалась больше помыслить о второй битве на Марне [12] В начале 1‑й мировой войны 1914–18 на реке Марна произошло крупное Марнское сражение 1914. Поражение германских войск на Марне привело к провалу германского стратегического плана войны, рассчитанного на быстрый разгром противника на Западном фронте. (Прим. переводчика) , о втором Вердене [13] Верденская Операция 1916, бои в феврале — декабре за укреплённый район Вердена между германскими и французскими войсками во время 1‑й мировой войны 1914–1918. Одна из крупнейших, одна из самых кровопролитных и одна из самых бессмысленных военных операций в истории Первой мировой войны, вошедшая в историю, как Верденская мясорубка (Прим. переводчика) . С тех пор как Гитлер в 1936 году своими войсками снова занял старые позиции для наступления в Рейнской области — в том самом Рейнланде, который Франция лишь за шесть лет до этого досрочно освободила в ходе умиротворения — Франция смотрела на Германию Гитлера, как кролик на удава. И в конце она в своем подсознании пожалуй желала с ужасом неминуемого конца — чтобы он уже произошел.» Il faut en finir «(«Следует пройти через это») — призыв к битве, с которым Франция в 1939 году вступила в войну, звучал уже почти как призыв к поражению: вот наконец и завершение!

История Франции между 1919 и 1939 годами, история горько и тяжело достигнутой и затем целиком и полностью утраченной победы, постепенного падения от гордого самосознания к почти уже происшедшему самоотречению — это трагедия. В Германии, где Францию все еще помнили как злобного мучителя первых послевоенных лет, на неё естественно смотрели не так. Более того: её трагедии вообще не видели. Полагали, что все еще придется иметь дело не только с триумфальной Францией 1919 года, но и с героической Францией года 1914. У немецких генералов перед новой Марной и новым Верденом было почти столь же много страхов, как и у французов. И не только немецкие — и это было поразительно: весь мир, во главе с Англией и Россией, в свои расчеты при начале войны в 1939 году как само собой разумеющееся закладывал то, что Франция, как и в 1914 году, и в этот раз будет готова для защиты своей страны проливать реки крови своих сыновей. Только Гитлер не делал ничего подобного.