Герберт Вотте - Давид Ливингстон (Жизнь исследователя Африки)

Все мучительнее были боли в кишечнике. И тем не менее даже в конце января Ливингстон успокаивал себя: "У меня потеря крови, но это выполняет роль предохранительного клапана: тем самым избавляюсь от малярии и других недугов". Хотя силы его с каждым днем таяли, он мог еще идти без посторонней помощи, правда только по сухой местности; суждения его были всегда здравыми и он регулярно вносил обстоятельные записи в свой дневник. В это время Ливингстон написал даже несколько писем, которые хранил у себя. Они полны непоколебимой веры, что недалек уж тот день, когда он сможет вернуться на родину. Самое длинное письмо, за которое он дважды принимался с большим перерывом, было адресовано Хорэсу Уоллеру, ставшему его хорошим другом. И удивительно, местами у него проскальзывает шутливый, поразительно задорный тон, как это было в лучшие дни. Попутно он просил Уоллера, не откладывая, поговорить с дантистом, чтобы тот мог поскорее изготовить для него зубные протезы, а также, если можно, подыскать для него и его дочери Эгнес в Лондоне приличную, но не очень дорогую квартиру.

Письмо брату, находившемуся тогда в Канаде, также свидетельствовало о твердой вере Ливингстона, что он сможет многое еще сделать во имя добра и справедливости: "Если господу будет угодно помочь мне положить конец работорговле, этому чудовищному злу, я безропотно готов перенести все эти мучения и голод... Истоки Нила сами по себе не имеют для меня никакого значения, это лишь средство, открывающее мне возможность возвысить свой голос в обществе". Воспоминания о том, что произошло в землях маниева, о кровавой бойне у Ньянгве не покидали его до конца дней. Ливингстон думал, что и на родине он сможет продолжить свою борьбу против бесчеловечности и рабства.

Достигнув северо-восточного берега Бангвеоло, экспедиция остановилась. До устья Чамбеши оставалось еще добрых пятнадцать миль. Но дальше идти пешком было уже невозможно: вся низменность оказалась затопленной. Слой воды достигал четырех - семи футов. Только кое-где над необозримой безмолвной водной гладью торчали еще в виде островков тростниковые заросли, термитники, голые кустарники. Лишь нескончаемый дождь хлестал по камышу, издавая монотонный шум, и время от времени однообразие звуков нарушали пронзительные жуткие крики орланов. А где-то вдали затопленная местность незаметно переходила в озеро.

"Без лодки тут никуда не денешься: всюду вода - и сверху вода, и снизу вода... Произвести какие-нибудь астрономические наблюдения - об этом и думать нечего. Столь пасмурной и дождливой погоды мне не приходилось наблюдать в Африке". Матипа, местный вождь, обещал лодки, но не присылал. Нетерпеливо ждал их Ливингстон, то и дело посылал к вождю узнать, но безрезультатно. Из-за сырости путники не раз были вынуждены менять лагерь.

В начале марта Ливингстон лично навестил Матипу и имел с ним беседу. Вождь встретил его очень дружелюбно, выразил готовность помочь, охотно согласился по воде переправить чужеземцев к своему брату, который, мол, окажет им помощь. Ливингстон спросил его о горах южнее озера, где якобы и находятся те четыре заветных истока, о которых писал Геродот. Матипа твердо знал, что к юго-востоку и к западу от озера есть горы, но он ничего не слышал о горах на юге. В конце беседы вождь еще раз пообещал лодки, и Ливингстон, набравшись терпения, снова ждал обещанного. "Могу ли я надеяться, что добьюсь окончательного успеха? Ведь так много препятствий встречаешь на пути... К жителям я проявляю дружелюбие и искренность. Но я боюсь, что мне все же придется проявить твердость, ибо если они заметят, что нам ничего не остается, как мириться с несправедливостью, то сочтут нас легкой добычей... Смотреть на этих людей как на своих противников, конечно, противоречит моим убеждениям".

В такой обстановке Ливингстон отметил свое шестидесятилетие, и в этот день он как раз и решил предпринять более энергичные шаги в отношении Матипы, который вопреки своим обещаниям снова задержал его более чем на десять дней. Он со своим отрядом из пятидесяти человек занял деревню Матипы и, войдя в его дом, для острастки выстрелил из пистолета в крышу. Перепуганный Матипа убежал, но в то же утро его подданные пригнали три челнока, в которых разместились и отправились на юг Ливингстон и часть его спутников с багажом. Большей части людей пришлось брести пешком.

К концу первого дня путники пристали к островку, лишенному древесной растительности, перевернули лодки, чтобы можно было укрыться хотя бы на ночь от непрекращающегося дождя. Попытались было установить палатку, но сильный холодный ветер вырвал ее из рук и разорвал в клочья. "Ничто на свете не заронит во мне сомнения в моем деле и не заставит меня отказаться от него. В трудные минуты мужество свое я черпаю от бога, господа моего, и иду вперед". Эту запись заносит в тот вечер в свой дневник уже тяжело больной человек.